Политическое доверие в современном гражданском обществе: культурологические и институциональные... |
В.Н.Лукин,кандидат исторических наукПолитическое доверие в современном гражданском обществе: культурологические и институциональные моделиВ рамках исследования взаимосвязей гражданского общества и государства современная компаративистика определяет в качестве важнейшей тему политического доверия (Political Trust: P-TR), то есть доверия по отношению к институтам государственной власти (Trust in Political Institutions) и проблему соотношения институционального доверия (Political of Institutional Trust) с существующим в обществе межличностным доверием (Interpersonal Trust: I-TR). Концептуальные интерпретации этого важнейшего феномена политической действительности, а также процессов, связанных с утверждением доверия как основополагающей ценности современной демократии, сосредоточены на проблеме происхождения, или детерминантах доверия (Origins of Political Trust). Концептуальные интерпретации доверия классифицируются в зависимости, во-первых, от источника происхождения доверия – на экзогенные, т.е. внешние факторы (Exogenous determinants) и эндогенные, т.е. внутренние факторы (Endogenous determinants), и, во-вторых, от анализа уровня факторов доверия (микроуровень (MICRO Level) или макроуровень (MACRO Level).[1] В соответствующих классификациях выделяются две ведущие теоретические традиции объяснения происхождения доверия: культурологическая и институциональная. С учетом принятых в научной и специальной литературе классификаций составлена условная типология концептуальных интерпретаций политического доверия. Она разработана с применением дополнительных исходных посылок для деления концептуальных трактовок на соответствующие группы. В качестве таких посылок определен, во-первых, характер синтеза теоретических положений и концептуальных посылок культурологической и институциональной традиций, и, во-вторых, специфика соединения в концептуализациях природы доверия макро- и микроуровней анализа. Культурологическая теоретическая традиция интерпретации доверия представлена теориями политической культуры (Political Culture Theories) Габриэля Алмонда (G. Almond) и Сидни Верба (S. Verba), Рональда Инглехарта (P. Inglehart), Роберта Путнама (R. Putnam). Основные положения, разработанных ими теорий нашли переосмысление в рамках критического направления, представленного работами Майкла Фоли (M. Foley), Боба Эдвардса (B. Edwards), Роберта Джекмена (R. Jackman), Росса Миллера (R. Miller), Маргаретт Леви (M. Levi) и др. Теории политической культуры исходят из гипотезы об экзогенной - по отношению к политической сфере, природе политического доверия. В качестве источника формирования в гражданском обществе доверия к политическим институтам рассматриваются общие ориентации (Beliefs), уходящие глубоко своими корнями в нормы культуры, и воспринимаемые индивидом в период ранней социализации. С культурологической точки зрения, политическое доверие (Political Trust) есть продолжение, своего рода проекция межличностного доверия (Interpersonal Trust), воспринятого в ранний период жизни и оказывающего влияние в последующем на индивидуальные оценки сути политики правительства. Критическая линия в рамках культурологической трактовки политического доверия отличается особым акцентом на концепции социального капитала (Social Capital). Политическое доверие рассматривается здесь как составляющая социального капитала. Культурологические теории доверия различаются в зависимости от уровня проводимого анализа. Макрокультурологические теории подчеркивают прежде всего сходство общих тенденций и характеристик национальных традиций (Traditions), норм и ценностей, в то время как микрокультурологические теории доверия фокусируют внимание на различиях индивидуального опыта социализации (Socialization) как основных источниках разнообразия характеристик политического доверия в гражданских обществах различных стран. Например, невысокий уровень доверия к институтам демократии в гражданских обществах стран демократического транзита макрокультурологические теории связывают с устойчивой диспозицией недоверия (Distrust), отличающей авторитарные политические культуры России, стран Восточной и Центральной Европы.[2] Микрокультурологические теории доверия представляют иную интерпретацию и видят источник недоверия в механизмах социализации, осуществляющей межпоколенческую трансмиссию авторитарных ценностей так, что действие ее механизмов пролонгировано рамками определенного временного периода.[3] И тот, и другой вариант культурологической интерпретации политического доверия исключает возможность генезиса доверия в переходных обществах в сколько-нибудь реально краткие сроки. Тезис о культурных факторах детерминации политического доверия в транзитном гражданском обществе, будь то глубинные социально-культурные нормы или паттерны социализации, означает, что процесс формирования уровня культуры доверия к демократическим институтам, необходимого для их эффективного функционирования, а также развития на этой основе стабильной и консолидированной демократии, требует значительного времени, охватывающего либо несколько десятилетий, либо период смены поколений. Данный тезис отражает сходство всех вариантов культурологических теорий в трактовке природы детерминирующих факторов доверия. Культурологические концептуальные интерпретации доверия исходят из положения об экзогенности происхождения политического доверия (Exogenous Trust). Данный постулат является исходным основанием для разработки еще одного важного положения – о связи межперсонального доверия и политического доверия. Межличностное доверие рассматривается в качестве основы формирования политического доверия. Доверие, формирующееся по мере межличностного взаимодействия и сотрудничества в рамках формальных и неформальных институтов гражданского общества, прежде всего в местных неправительственных ассоциациях, становится основой для создания не только общенациональной сети институтов гражданского общества, но и содействует усилению доверия к действующим политическим институтам, что способствует формированию гражданской культуры. Институционализация взаимодействий на основе доверия, осуществляемая в рамках формирующейся гражданской культуры, создает условия для развертывания соответствующего процесса межпоколенческой трансмиссии позитивных (или негативных) диспозиций через механизмы диффузной социализации. Концепция социализации, будучи во многом прерогативой микроуровневых культурологических теорий доверия, применяется для обоснования тезиса о сложности и многовариантности эффектов воздействия культуры на процесс формирования в личности доверия, осуществляемого через социализацию. Эффекты расхождений в степени доверия на индивидуальном уровне связываются с особенностями социализации личности, обусловленными различиями пола, возраста, образования, дохода семьи и др., а также индивидуальным жизненным опытом каждого человека. Критика как макро-, так и микроуровневых вариантов культурологических теорий доверия сосредоточена, главным образом, вокруг положения о переходе межличностного доверия на уровень политического доверия. Обозначилась тенденция к нарастанию скептицизма по отношению к тезису о связи межличностного и политического доверия. В ряду выдвигаемых контраргументов, во-первых, тезис Фрэнсиса Фукуямы (F. Fukuyama) о "радиусе доверия" (Radius of Trust), под которым понимается эффект расширения межличностного доверия до масштаба доверия к политическим институтам, и обосновывается утверждение о существенных отличиях радиусов доверия в различных странах, с одной стороны, и сходстве степени межличностного доверия в общественных группах во всех странах, с другой, что противоречит тезису о перерастании межличностного доверия в политическое. Во-вторых, тезис Ричарда Роуза (Rose R.) об обществе "песочных часов" (Hourglass Society), когда между общественно-политическими группами и институтами складывается инверсивная связь, характеризующаяся перемещением вектора общественного доверия в направлении гражданских сетевых структур и, соответственно, потерей доверия к политическим институтам. В-третьих, аргументы Кеннета Ньютона (K. Newton) о концептуальных различиях политического и межличностного доверия, о трансформации в современном обществе межличностных связей и нарастанием тенденции их обезличивания. В-четвертых, допущение Джона Брема (J. Brehm) и Уэнди Рона (W. Rahn) о возможности существования связи межличностного и политического доверия. Трактовка Брема–Рона, вместе с тем, отличается от соответствующего конвенционального культурологического положения установлением иной направленности данного соотношения, когда объектом влияния становится не политическое доверие, а подвергаемое под его воздействием существенной эрозии, разрушающееся в современном обществе межличностное доверие. Сходные концептуальные позиции занимают Диана Муц (D. Mutz), Эдвард Мюллер (E. Muller), Митчел Селигсон (M. Seligson) и др.[4] Институциональные концептуальные интерпретации политического доверия характеризуются акцентом не на экзогенности доверия, а на эндогенной его природе. Еще одной общей особенностью институциональных версий доверия гражданского общества по отношению к политическим институтам является положение о рациональности доверия. Положения об эндогенности и рациональности доверия (то есть его обусловленности прежде всего внутриполитическими факторами, связанными с политическим и экономическим курсом правительства, осознанием гражданами уровня эффективности проводимой им политики) разрабатывается в рамках теории рационального выбора (Rational Choice Theory) и включает важнейший постулат данной, в основе своей экономической теории, о полезности (Utility) и эффективности действующих политических институтов. Логика теории такова, что институциональное доверие гражданского общества рассматривается следствием, а не причиной эффективности действующих политических институтов. Это опровергает привычный для сферы политики тезис о доверии (или недоверии гражданского общества) как факторе успеха деятельности политических институтов. Эффективно действующие политические институты генерируют доверие. Следствие отсутствия успеха в их деятельности – скептицизм и недоверие гражданского общества. Институционализм, в то же время, не отрицает влияния культуры и политической социализации как внешних (экзогенных) факторов доверия. Вместе с тем, их воздействие не рассматривается как определяющее, а трактуется скорее как дополняющее эффекты политико-институциональных факторов. Тем самым, культура исключается из ряда детерминирующих факторов доверия. Таковым является рациональный выбор гражданами институциональной структуры общества, выбор, детерминированный эффективностью действующих политических институтов. Институциональными теориями к таким факторам также отнесены рациональные интенциональные (преднамеренно разработанные) институциональные проекты политического устройства, успешная (или неуспешная) реализация которых определяет степень политического доверия (или его отсутствия) в гражданском обществе. Институциональные положения об эндогенности и рациональности политического доверия представлены в работах Джеймса Колемана (J. Coleman), Порта Дазгупты (P. Dasgupta), Карен Оррен (K. Orren.), Стивена Скоуронека (S. Skowronek), Кеннета Шепсла (K. Shepsle), Девида Старка (D. Stark) и др.[5] Сходство общих постулатов не исключает расхождений. Для институциональных теорий политического доверия характерна большая дифференцированность. Это объясняется тем, что, во-первых, как и культурологические теории, институциональные дифференцированы на макро- и микротеории. Во-вторых, последние, в свою очередь, различаются по признаку степени акцентирования в совокупности политико-экономических детерминант значимости либо политического, либо экономического аспекта деятельности политических институтов. Макроинституциональные теории доверия акцентируют внимание на такой проблеме, как общие показатели эффективности политики по обеспечению развития макроэкономики и демократизации, эффективности управления и снижения коррупции, результаты которой, по мнению институционалистов, детерминируют институциональный и политический выбор граждан. Микроинституциональные теории, не исключая значимости макрополитических и макроэкономических факторов, подчеркивают в качестве важнейших детерминант индивидуальные предпочтения и индивидуальный опыт (Experience), как оказывающие непосредственное влияние на соответствующие микроэвалюации в отношении действующих в обществе политических институтов. К этой категории факторов микротеориями отнесены также индивидуальные ценности (Values) и социальное положение гражданина. Современные макротеории доверия институционального рационалистического профиля представлены экономико-рационалистическими вариантами, обосновывающими зависимость степени политического доверия в обществе от результатов прежде всего экономической политики. Соответствующей позиции придерживаются Адам Прзеворски (A. Przevorski), Джон Альварез (J. Alvarez), Джон Чейбуб ( J. Chebub), Фернандо Лимонджа (F. Limongi).[6] Специалисты в области исследования стран постсоциалистического транзита склонны генерировать концептуальные версии доверия, рассматривая его как следствие совокупности политических и экономических эффектов функционирования институциональной структуры и определяемой в ее рамках политики. Так, Лэрри Даймонд (Diamond L.) отмечает специфику гражданского доверия постсоциалистических стран, в которых предпочтение отдается тем институтам, которые успешны в проведении политики снижения коррупции, устранения ограничений свободы личности и обеспечения общедемократических прав и свобод.[7] Микротеории доверия так же дифференцированы в зависимости от расстановки акцента на политической или экономической составляющей в приоритетных ценностях личности. Среди исследователей заметна ориентация на создание интегрированных теорий, соединяющих в концептуализациях доверия основополагающие моменты культурологических и институциональных трактовок, с одной стороны, и макро - и микроаспектов анализа, с другой. Теоретический синтез, как правило, осуществляется в рамках той или иной превалирующей теории. Микроинституциональный вариант синтеза применен Уильямом Мишлером и Ричардом Роузом (Mishler W., Rose R.).[8] Синтез осуществлен с использованием интегрирующих возможностей концепции индивидуального жизненного опыта. И культурологическими (положение об индивидуальной социализации), и институциональными (положение об индивидуальных эвалюациях) теориями выдвигается общее допущение о том, что доверие возникает и формируется на основе жизненного опыта личности. Различие состоит в том, что культурологические теории указывают на решающую роль раннего жизненного опыта социализации, а институциональные – более поздней социальной адаптации и опыта осознания результатов функционирования политических институтов. Модель Мишлера-Роуза соединяет указанные положения и предстает как модель жизненного цикла познания (Lifetime Learning Model: LTL – M).[9] Одно из теоретических допущений модели сформулировано сообразно положениям культурологических теорий доверия и означает, что изначально межличностное доверие формируется как результат раннего, дополитического опыта и, соответственно, может проектироваться на политические институты. Второй тезис основан на идеях институциональных теорий доверия и устанавливает соответствующее институционализму допущение о возможности усиления или ревизии, пересмотра изначальных преддиспозиций доверия (или недоверия) к политическим институтам в зависимости от того, насколько первичные установки подтверждаются или опровергаются последующим жизненным опытом личности, формируя способность к политически зрелым оценкам проводимой в стране политики. Стабильное политическое доверие характерно для стабильных демократических обществ с длительно функционирующей институциональной структурой, обеспечивающей условия для подкрепления сформированных в ходе социализации ранних позитивных ориентаций. В транзитных демократиях, характеризующихся фундаментальными политическими институциональными трансформациями, согласно модели Мишлера-Роуза, политическое доверие отличается изменчивостью и подвержено воздействию, прежде всего, и в большей мере, микроуровневых эвалюаций эффективности проводимой политики. Если для стабильных обществ в структуре доверия ощутимо влияние культурологических факторов, то в переходных демократиях это влияние нивелируется, а соответственно, и анализ политического доверия предполагает, главным образом, институциональный подход к интерпретации проблемы. Для иллюстрации положения о том, что реальный на данный момент уровень доверия к политическим институтам является результатом изначального политического доверия (PTt-1), модифицированного под влиянием более позднего опыта действующих политических институтов (PEt), формула Мишлера-Роуза представлена следующим образом: PTt = PTt-1 + Bt PEt + (ut + ut-1)[10] Логика модели жизненного цикла познания в определенной мере перекликается с рационалистической концепцией Морриса Фиорина,[11] согласно которой реальный уровень политического доверия представляет собой общую сумму накопленного в течение жизни политического опыта. Формальная модель жизненного цикла познания кодифицирована авторами в следующем виде: PT1 = y + ∑i=1 Bi P Ei + ut где PT (Political Trust = Политическое доверие) представляет собой вектор реального на данный момент времени t уровня доверия к политическим институтам; Bi – вектор коэффициентов (или веса, объема); РЕ (Performance Experience) – вектор политической или институциональной деятельности и опыта ее восприятия за определенный период i; ut – погрешность. Показательны результаты соответствующего анализа аспектов политического доверия в гражданских обществах десяти постсоциалистических стран Центральной и Восточной Европы (Болгария, Чехия, Словакия, Венгрия, Польша, Румыния, Словения), а также России, Белоруссии и Украины. Указанный анализ осуществлен авторами с использованием данных не общепринятого для целей подобного исследования Евробарометра (Euro+Barometer=EB), учитывающее главным образом, показатели Political Trust, то есть отношения граждан к проводимой в рамках институциональной структуры власти политики (Performance of Institutions): а вместе с тем данные социологических исследований пятого барометра новых демократий (NBD V = New Democracies Barometer), полученного обществом Пола Лазарсфелда (Вена), и седьмым барометром новой России (New Russia Barometer = NRB VII), созданным Центром исследования общественной политики Стратклайдского университета (Centre For the Study of Public Policy at the University of Strathclyde). Данные NBD V и NRB VII учитывают также и параметры межличностного доверия в этих странах с учетом языковых особенностей и связанных с ними различий значения переменных. Анализ данных опроса 11499 респондентов (по примерно 1000 в каждой из стран), проведенного в 1998 г., позволил авторам с помощью формализованной модели доверия и соответствующих технологий исследования выявить некоторые общие характеристики состояния и факторы политического доверия в формирующихся гражданских обществах постсоциалистического транзита. Одна из особенностей гражданского общества переходного типа связана со спецификой соотношений Interpersonal Trust и Political Trust доверия. В интегрированном концептуальном индексе доверия Мишлера-Роуза они включены в единый трехзвенный блок институционального доверия, предусматривающий измерение следующих параметров: 1) доверие к политическим институтам и силовым структурам (партии, парламент, профсоюзы, полиция, суды, премьер-министр и (или) президент, армия); 2) к институтам гражданского общества (частное владение, церковь, пресса, телевидение и радио), а также 3) к другим людям. Подход, примененный Мишлером-Роузом, выявил институциональный скептицизм и открытое недоверие к основным элементам институциональной структуры, с одной стороны, и сравнительно более высокий (чем уровень политического доверия) уровень межличностного доверия в транзитных демократиях, с другой. Открытое недоверие достаточно выражено в отношении к пяти элементам институциональной структуры, а именно, к партиям, парламентам, профсоюзам, частным предприятиям, полиции (от 69 % до 50 % граждан). К остальным шести институтам гражданское общество транзитных демократий относится так же с той или иной долей скептицизма. Наиболее высокие показатели позитивного доверия относятся к наименее демократического институту – армии (46%). Телевидению и радио доверяют 39%, церкви – 43%, президенту (премьер-министру) – 35% опрошенных. Наименьший уровень доверия – к партиям – 12% опрошенных.[12] Низкий уровень доверия к новым политическим институтам подтверждает соответствующую культурологическую гипотезу о невысоком изначальном доверии (Initial Trust) к демократическим институтам обусловленном характерным для постсоциалистических обществ недоверием к прошлому политическому режиму, а также особенностями авторитарных культур стран данного региона. Данные показатели подтверждают и инстиуциональные допущения о низком уровне изначального доверия ввиду неизбежного в обществе недовольства политикой правительства, предпринимающего попытки реформирования и решения сложных проблем демократического транзита. Показатели межличностного доверия в постсоциалистическом обществе несколько выше по сравнению с минимальными параметрами институционального доверия (к политическим партиям) разница составляет 37 пунктов: позиция доверия к людям характерна для 49% опрошенных. Тем не менее, одна треть (26%) склонна не доверять другим людям, а другая треть (25%) в этом отношении выражает скептицизм. Это означает, что более половины опрошенных входят в вектор негативного доверия (Distrusting Sceptical), и лишь чуть меньше половины в этом смысле ориентировано позитивно (Trusting).[13] Второй блок в модели Мишлера-Роуза включает макроиндикаторы общей эффективности функционирования политических институтов как фактора формирования доверия в гражданском обществе. Данная составляющая концептуальной модели доверия разработана с учетом макроинституциональных подходов к интерпретации доверия и предусматривает выявление десятиуровневого индекса коррупции (Corruption Index), семизначного индекса уровня гражданской и политической свободы (Freedom Index), шестизначного индекса изменения этого уровня (Freedom Change), которые в совокупности составляют индикаторы эффективности политических реформ, осуществляемых в рамках трансформируемой институциональной структуры. В этот же блок входят макроэкономические индикаторы, а именно, индексы: рыночных реформ (Market Reform Index), изменения валового внутреннего продукта (Gross Domestic Product Change Index), соответствия валового национального продукта покупательской способности (Gross Domestic Product Purchasing Power Parity Index), логарифма общей (кумулятивной) инфляции (Log Inflation Index).[14] Макрокультурологические индикаторы доверия в модели Мишлера-Роуза не определены. Характер воздействия соответствующих культурологических факторов доверия исследуется в рамках предложенной модели с помощью семизначной шкалы со статистически значимым уровнем в 3.5 (среднее значение шкалы 1-7) и установлением вариантов отклонения как показателя кросс-национальных различий институционального доверия, обусловленных совокупностью факторов исторического и культурного развития, национальными традициями и иными особенностями культуры. Анализ межнациональных различий уровней политического доверия в исследуемых 10 странах выявил отсутствие существенных эффектов макрокультурологических факторов и их влияния на уровень доверия к политическим институтам. Стандартное отклонение, как показал сравнительный анализ, составило в среднем 0,2. За исключением России, и в особенности Украины (более низкий по сравнению с другими странами уровень доверия), а также Румынии (более высокий уровень институционального доверия в обществе), отклонение от среднестатистического значения незначительно, что свидетельствует об ограниченном влиянии макрокультурологических различий на доверие в гражданских обществах демократического транзита.[15] Аналогично влияние перечисленных выше макрополитических и макроэкономических факторов, определенное воздействие которых также ограничено и не является определяющим.[16] Это означает, что макроинституциональная гипотеза о влиянии общего характера политической и экономической деятельности правительства на уровень доверия в гражданском обществе не подтверждается. Третий блок индикаторов концептуальной модели Мишлера-Роуза (индекс 5-5-5-2) интегративен и соединяет отдельные макро- и основные микроуровневые культурологические, а также институциональные аспекты политического доверия. Культурологический сектор включает 5 показателей влияния на доверие процесса социализации и социальной структуры (Socialization and Social Structure): уровень образования (Educational Level), возраст (Age), пол (Gender), место проживания (Town size), отношение (или посещение) к церкви (Church Attendance). Институциональный сектор содержит политический фрагмент с 5-ю показателями политической деятельности, в т.ч. одним макроиндикатором, представленным параметрами общей коррупции (Aggregate Corruption), а также микроиндикаторами индивидуальных представлений об уровне коррупции (Perceived Corruption), о степени политической свободы (Perceived Freedom), о справедливости действий политических институтов (Perceived Fairness), об обеспечении в рамках действующей институциональной структуры влияния каждого гражданина на ее функционирование (Perceived Influence). Сектор экономических микрофакторов включает 5 индикаторов: а) социотропические (Sociotropie) и эгоцентрические (Egocentric) эвалюации действующей макроэкономики (Current Macroeconomy), сегодняшней микроэкономики (Current Household economy), перспектив развития макроэкономики (Prospective Macroeconomy) и микроэкономики (Prospective Microeconomy), угрозы инфляции (Inflation Threat). Кроме того, в экономический сектор входят 2 микроуровневых индикатора экономических условий: индивидуальный доход (Household Income) и индивидуальный опыт восприятия безработицы (Experience of Unemployment). Индекс 5-5-5-2, таким образом, интегративен и соединяет в единый комплекс макро- и микроуровневые аспекты концептуализации доверия, а также концептуальные подходы и параметры, составляющие основу культурологических и институциональных теорий политического доверия. Вместе с тем, результаты, полученные с помощью данного индекса, выявляют детерминирующую роль, прежде всего микроинституциональных факторов политического и межличностного доверия в странах демократического транзита. Для формирования политического доверия намного более значима оценка на индивидуальном уровне политической и экономической деятельности правительства, чем фактор социализации или же собственно реальная работа и функционирование институтов политической власти. К факторам, не оказывающим реального влияния на политическое доверие, относятся, по результатам анализа Мишлера-Роуза, все параметры блока факторов социализации: даже образование, как правило, влиятельный детерминирующий фактор доверия в развитых демократиях – в транзитных обществах не играет существенной роли. В целом, показатели эффекта этих факторов на процесс изменения и характер различий степени доверия составили по исследуемым странам лишь 1,3 %.[17] К данному типу второстепенных факторов относятся также макроинституциональные политические и экономические факторы доверия. В частности, общее состояние коррупции, а соответственно и индекс коррупции, не оказывают прямого влияния на доверие и выступает косвенным фактором, опосредованным эффектами микрофакторов, а именно, факторов индивидуального восприятия коррупции, при условии отнесения ее к значимым для индивида проблемам. Не выполняют функцию и роль основных факторов детерминации доверия и макропараметры экономической и политической деятельности институциональных структур. К основным факторам детерминации доверия прямого действия отнесен, прежде всего, блок, включающий микро- индикаторы, а именно, индивидуальные эвалюации политической и экономической активности правительства. Из всех четырех значимых в этом отношении факторов влияния, наиболее важным является восприятие гражданами справедливости (Fairness) действий нового, демократического режима. Меньшее, но столь же определяющее влияние на уровень доверия в гражданском обществе оказывают микроуровневые эвалюации результатов деятельности новых институтов власти по обеспечению свободы (Freedom) и созданию условий для реализации гражданином своих возможностей личного влияния (Influence) на принятие политических решений. Доверие к политическим институтам также зависит и от микроуровневых оценок степени коррумпированности политического режима. Доля эффектов блока микроинституциональных политических факторов составляет 12,8 %.[18] В равной мере (11,8 %) значимы микроуровневые эвалюации экономической деятельности правительства. Соответствующие оценки определяются тенденциями развития эвалюативных процессов в странах постсоциалистического демократического транзита, в которых преобладают футуристические политические ориентации, отличающиеся направленностью прежде всего на перспективы развития макроэкономики и собственного благосостояния. При этом больший приоритет отдается макроэкономическим перспективам, а их оценка на индивидуальном уровне оказывает наиболее сильное влияние на формирование институционального доверия. В этом смысле гражданское общество демократического транзита, также как и гражданские общества развитых демократий, характеризуются преобладанием социотропических приоритетов над эгоцентрическими. Эффекты всех остальных макро- и микроэкономических индикаторов модели Мишлера-Роуза (нынешнее состояние макро- и микроэкономики, уровень инфляции и безработицы, уровень дохода) оказались менее существенными и не оказывающими определяющего влияния на степень доверия. В целом, концептуальная модель доверия, разработанная Мишлером-Роузом, позволяет выявить определяющие факторы доверия, эффекты которых составляют 20 % от выявленных различий уровня политического доверия опрошенных.[19] В то же время, модель жизненного цикла познания представляет более ограниченные возможности (5 %) для объяснения различий в степени межличностного доверия. Названная цифра представляет собой меру совокупного эффекта факторов блока социализации, блоков макро- и микрофакторов, связанных с политической и экономической деятельностью институтов власти. Влияние некоторых факторов (общий уровень коррупции), по сравнению с другими, имеет особое влияние на уровень межличностного доверия и определяет рост недоверия в гражданских обществах постсоциалистических стран.[20] Одна из ключевых дискуссионных тем, а именно, проблема соотношения политического и межличностного доверия/недоверия решена в исследовании Мишлера-Роуза с помощью уточненной процедуры применения концептуальной модели полного жизненного цикла. Как упоминалось ранее, культурологические теории рассматривают межличностное доверие как источник политического,[21] в то время как институционалисты обосновывают противоположную направленность причинной взаимосвязи этих явлений. Последние также утверждают, что доверие/недоверие к политическим институтам может порождать межличностное доверие/недоверие; либо возможна реверсивная взаимосвязь и одновременное воздействие обоих типов доверия/недоверия друг на друга.[22] Вместе с тем, результаты анализа причинности в соотношении межличностного и политического доверия Мишлера-Роуза свидетельствуют об отсутствии таковой: «Совершенно очевидно, судя по полученным данным, что межличностное доверие никаким образом не продуцирует институциональное доверие, равно как институциональное не детерминирует межличностное. Межличностное доверие предстает практически экзогенным по отношению к политическим процессам, явлениям. Кроме того, на него не влияют факторы социализации, и лишь в небольшой степени на него воздействуют макрофакторы и микрофакторы, в том числе связанные с микроуровневыми оценками политической и экономической деятельности правительства. В этом смысле межличностное доверие предстает как индивидуальная черта характера личности, происхождение которой находится за пределами сферы политики. Напротив, институциональное доверие существенным образом зависит от эффективности политического и экономического функционирования институциональной структуры, не подвержено влиянию факторов социализации и не связано с межличностным доверием. В то же время, эффекты макрофакторов, связанных с функционированием институциональной структуры, опосредованы, так что макрофакторы не оказывают прямого действия на доверие, а оказывают свое влияние через их индивидуальные эвалюации, которые в свою очередь, формируются под влиянием индивидуальных ценностей и приоритетов. Таким образом, подтверждается микроинституциональная гипотеза (Гипотеза 4 (индивидуальные эвалюации): доверие к политическим институтам дифференцируется и внутри общества, и между обществами различных стран в соответствии с индивидуальными аттитьюдами и ценностями, а также социальным и экономическим статусом индивида), в то время как макрокультурологическая (Гипотеза 1 (национальная культура): доверие к политическим институтам варьируется скорее между странами, чем между гражданами одной страны, что определяется историческими особенностями и национальным опытом, воплощенными в характере межличностного доверия), микрокультурологическая (Гипотеза 2 (индивидуальная социализация): доверие к политическим институтам варьируется и внутри гражданского общества отдельно взятой страны, и между странами в соответствии с особенностями межличностного доверия, формирующегося под влиянием позиций, занимаемых гражданами в социальной структуре общества), и макроинституциональная (Гипотеза 3 (деятельность правительства): политическое доверие варьируется скорее между странами, чем в рамках гражданского общества отдельной страны, и в той мере, в какой успешна политика правительства, а также определяется характером институциональной структуры той или иной страны) гипотезы не нашли подтверждения."[23] В соответствии с микроинституциональной интегративной интерпретацией политического доверия Мишлера-Роуза стратегии укрепления доверия в гражданском обществе должны учитывать, во-первых, значимость макроинституциональных эффектов, опосредованных на микроуровне ценностными структурами личности, являющимися продуктами национальной культуры и социализации как факторов доверия непрямого действия. Во-вторых, при определении управленческих стратегий укрепления доверия в гражданском обществе, необходимо понимание преобладания в гражданских обществах постсоциалистического демократического транзита не столько доверия (малая часть общества), сколько недоверия и скептицизма по отношению к политическим институтам (большая его часть). В-третьих, политическому менеджменту следует исходить из различной природы межличностного и политического доверия. Радиус доверия (выражение Фукуямы) в постсоциалистических странах ограничен семейными связями и контактами с ближайшим окружением, что осложняет формирование неформальных сетей в гражданском обществе. Политическое доверие, будучи не связанным с межличностным, зависит от позитивной оценки гражданами действий новых режимов по обеспечению социальной справедливости, свободы. Для гражданских обществ стран постсоциалистического транзита основной проблемой остается негативная оценка демократического режима в связи с неизбежными экономическими проблемами, что является источником институционального скептицизма. В этой связи стратегии общественной политики (Public Policy Strategies) по генерированию доверия определяются спецификой источников доверия в постсоциалистических обществах. Способами генерирования общественного доверия в рамках таких стратегий становятся, во-первых, оперативное и эффективное реагирование на изменения общественных приоритетов, во-вторых, искоренение коррупционистских практик, в-третьих, обеспечение демократических свобод, в-четвертых, реализация экономической политики, обеспечивающей перспективы повышения благосостояния общества.[24] Тема политического доверия исследуется не только в аспекте анализа причин (Causes) и факторов доверия, но также в рамках изучения реверсивной связи, а именно эффектов доверия (Effects), то есть следствий политических макро- и микропроцессов, сопряженных со снижением или усилением политического доверия гражданского общества, определяющих характер его обратного влияния на политическую ситуацию, а соответственно и эффективность политики правительства, и режима в целом. Тема эффектов политического доверия затронута Марком Хетерингтоном (Hetherington, Marc), рассматривающим ее в рамках интегрального институционального анализа проблемы политического доверия в развитых демократиях, тенденция к падению которого в последние три десятилетия XX в. выявлена целым рядом современных исследователей.[25] Интегративность концептуальной интерпретации доверия Хетерингтона состоит не только в соединении на базе институционального двух рассмотренных выше основных теоретических подходов (культурологический и институциональный), но и в интегрировании сопряженных во многом концепций удовлетворенности/ неудовлетворенности проводимой политикой (Satisfaction/Dissatisfaction) – специфической и диффузной поддержки демократии (Specific/Diffuse Support for Democracy) – политического доверия/недоверия (Political Trust/Distrust). Хетерингтон обосновывает мысль об ошибочности рассмотрения политического доверия лишь как зависимой переменной, определяемой, в первую очередь, влиянием институциональных факторов. Такой подход предполагает, что политическое доверие представляет собой отражение состояния удовлетворенности или неудовлетворенности гражданским обществом действующими политическими элитами и институтами. М. Хетерингтон исходит из того, что политическое доверие, будучи зависимым от эффективности принимаемых элитами политических и экономических решений, в свою очередь, одновременно оказывает сильное воздействие на политическую ситуацию тем, что сопровождается формированием в обществе аффективных ориентаций, связанных с возникновением чувства доверия или недоверия прежде всего к действующему президенту, а в определенной, пусть и несколько меньшей степени, к законодательной власти. Тем самым, доверие рассматривается в данном случае одновременно и как независимая переменная, способная выполнять роль индикатора, измеряющего уровень как специфической (Specific Support), так и диффузной поддержки (Diffuse Support) институциональной структуры гражданским обществом. Взаимозависимость доверия и институциональной поддержки в гражданском обществе означает, что, будучи в определенный момент утраченным, политическое доверие, а точнее недоверие, ведет к потере институциональной поддержки, восстановление которой чрезвычайно проблематично. Это, в свою очередь, подрывает условия и способность правящих политических элит проводить эффективную политику, порождает дальнейший рост недоверия, нарастание неудовлетворенности проводимой политикой, ведет к утрате институциональной поддержки, а зачастую и изменениям в институциональной структуре.[26] Концептуальная интерпретация доверия Хетерингтона представлена, во-первых, моделью системы уравнений, переменных, включающих политическое доверие (Simultaneous Equation Model = SEM-T), во-вторых, ее формализованной моделью, в-третьих, схемой системы уравнений, отражающей взаимосвязи экзогенных и эндогенных факторов политического доверия, а также эффектов, оказываемых им на уровне поддержки гражданским обществом институтов президентства и законодательной власти в развитых демократиях. Апробация модели Хетерингтона в рамках сравнительного анализа индексов доверия (Trust Index) периода 60-х гг. (данные исследования национальных выборов 1964 г. в США: NES) и 90-х гг. XX в. (данные исследования национальных выборов 1996 г. в США) позволили ему выявить тенденцию существенного снижения доверия к политическим институтам в американском гражданском обществе. Модель суммы уравнений Хетерингтона основана на идее о принципиальной значимости в концептуализации политического доверия 2-х категорий, а именно отражающих оценки действующего президента (Incumbent President Assessments) и эвалюации политических институтов, в частности, Конгресса США (Institutional Assessments). Первый индикатор обозначен категорией "президентский термометр" (Presidential Thermometer). Второй – категорией "термометр Конгресса" (Congressional Thermometer). Модель системы уравнений политического доверия (SEM-T) Хетерингтона включает, тем самым, три уравнения. Первое уравнение (Equation I) составлено как индекс политического доверия, представленный индикаторами факторов прямого действия, выступающих как причины укрепления или снижения доверия в обществе. К слагаемым данного уравнения отнесены: 1) президентский термометр, отражающий аффективные ориентации в гражданском обществе, 2) термометр конгресса и соответствующие ему аффективные ориентации, 3) восприятие оценок, представленных в телевизионных новостных передачах (TV News Consumption), 4) восприятие оценок, представляемых прессой (Newspaper Consumption), 5) удовлетворенность или неудовлетворенность внутренней политикой, 6) удовлетворенность или неудовлетворенность внешней политикой, 7) восприятие степени эффективности политики правительства, 8) традиционность мировоззренческих позиций (Traditional World Views), 9) оценка общего курса экономического развития (Overall Economic Evaluation), 10) образование, 11) доход, 12) возраст, 13) национальность, 14) пол.[27] Шкала индекса доверия Хетерингтона представлена четырьмя пунктами, что отличает ее от общепринятой двухуровневой шкалы доверия, введенной и используемой большинством исследователей, в частности обоснованной в конце 60-х гг. XX в. Кентом Дженнингсом (M.K. Jennings.) и Ричардом Ниеми (R.G. Niemi.), в дальнейшем разрабатываемой в 70-е–90-е гг. XX в. Артуром Миллером (A.H. Miller.), Эдди Голденбергом (E. Goldenberg), Лутцем Эрбрингом (L. Erbring), Джеком Цитрином (J. Citrin), Дональдом Филиппом Грином (D.F. Green), Ралдом Ербером (R. Erber), Ричардом Лау (R. Lau).[28] Двухуровневая шкала доверия предполагает два измерения: от 0 до -1, означающее меньший уровень доверия (Less Trustful) и от 0 до +1, отражающие большую степень доверия (More Trustful). Хетерингтон, следуя подходам Пола Абрамсона (P.R. Abramson) и Ады Финифтер (A.W. Finifter)[29] выделяет четыре пункта в шкале доверия, каждый из которых, в свою очередь, имеет два- три измерения, это позволяет более точно определить динамику и тенденции изменения доверия. Четырьмя составляющими шкалы доверия являются следующие: оценка возможности доверия к администрации в зависимости от политического курса в тот или иной период нахождения у власти (Ttust); оценка расходов средств налогоплательщиков, осуществляемых правящими элитами (Waste); оценка направленности политики администрации как ориентированной либо на собственные интересы правящих элит, либо на общее благо (Interest); оценка нечестности представителей администрации (Crooked). Три составляющих шкалы Хетерингтона, а именно, Trust – Waste – Crooked имеют три измерения: -1, т.е. недоверие, 0 – нейтральная или скептическая позиция, +1 – доверие. Один параметр Interest кодирован по двум измерениям: +1 – доверие, -1 – недоверие. Тенденция снижения доверия гражданского общества США к администрации в последние 30 лет XX в. (1964 – 1996 г.г.), выявленная Хетерингтоном, подтверждается следующими данными: по всем компонентам индекса доверия наблюдается его заметное снижение. Например, данные, полученные по первому компоненту (Trust), свидетельствуют, что доля тех, кто ориентирован на позитивное доверие к администрации сократилась с 15 % (1964 г.) до 2 % (1996 г.); вдвое сократился удельный вес нейтралов – с 63 % (1964 г.) до 30 % (1996 г.); существенно расширился сектор негативного доверия, т.е. недоверия – с 22 % (1964 г.) до 68 % (1996 г.).[30] Второе уравнение модели Хетерингтона (Equation 2) – это президентский термометр, рассматриваемый, во-первых, как основной, ключевой фактор политического доверия; во-вторых, как, главным образом, эндогенный по природе своей, а не экзогенный фактор; в-третьих, как система аффективных политических ориентаций по отношению к президентской власти, определяющих преобладающее влияние в этой системе эмоциональных микропроцессов (Feelings); в-четвертых, как зависимый от политического доверия компонент реверсивного соотношения этих двух составляющих систем уравнений. В состав элементов второго уравнения Хетерингтона (в дополнение к стандартным демографическим характеристикам, отражающим особенности социализации и включенным в первое уравнение) введены: 1) политическое доверие, 2) приверженность той или иной партии (Partisanship), 3) позиция по отношению к основным значимым политическим проблемам (Mean Issue Position), 4) экономические эвалюации (Overall Economic Evaluation), 5) вовлеченность в сферу политической активности (Political Engagement).[31] Третье уравнение (Equation 3) – термометр конгресса, имеющий указанные выше четыре основные типовые характеристики: непосредственность влияния на доверие – эндогенность – аффективность – реверсивность как большая степень зависимости от Trust. Составляющие третьего уравнения идентичны президентскому термометру, включая не входящий в него дополнительный самостоятельный фактор, связанный с уровнем одобрения гражданским обществом деятельности конгресса (Approval of Congress).[32] В зависимости от направленности влияния (критерий 1), опосредованности действия (критерий 2), типа взаимозависимости (критерий 3) Хетерингтоном разработана схема системы уравнений политического доверия (SEM-T), представляющая собой идеализированную модель структуры движущих сил (факторов) развития доверия. (См. Рис.1). В данной структуре отчетливо просматриваются сложные комплексы причин, которые могут быть отнесены к категории законов как устойчивых, повторяющихся, общих комплексов факторов, детерминирующих исторические изменения в состоянии политического доверия гражданского общества развитых демократий. Рис. 1 Система уравнений политического доверия Марка Хетерингтона
Модель Хетерингтона выявляет два типа сложных комплексов факторов доверия: комплекс эндогенных (внутренних) и комплекс экзогенных (внешних) факторов. Комплекс внутренних факторов представлен микроинституциональными факторами, а именно системой политических ориентаций и соответствующими этому уровню политическими микропроцессами: 1) политическим доверием как эвалюативной ориентацией, 2) аффективными ориентациями в отношении политических институтов (Presidential Feeling Thermometer), 3) когнитивными (рационалистическими) ориентациями как основой экономических эвалюаций. Все компоненты комплекса внутренних факторов политического доверия во взаимодействии друг с другом выступают факторами прямого действия, в то же время выполняя также роль факторов непрямого действия, тем, что преломляют действие внешних факторов доверия. Комплекс внешних факторов доверия составляет система аттитюдов, что также свидетельствует об их микроуровневой природе: 1) компонент факторов политического доверия прямого действия, составляющих слагаемые первого уровня SEM-T, 2) компонент факторов аффективных ориентаций в отношении политических институтов, факторов, составляющих основные слагаемые второго и третьего уровня SEM-T, а также выступающих причинами прямого действия. Анализ эффектов комплексов эндогенных и экзогенных факторов доверия, проведенный Хетерингтоном, интересен не столько и не только полученными результатами и выводами о современных процессах и тенденциях изменения Trust в условиях глобализации, сколько разработанной для этих целей математической моделью. Модель предстает как формула эффектов эндогенных факторов политического доверия: Pr (APPi) = (1 + exp [- (β0 + β1 (PFTi) + β2 (PIDi) + β3 (ECONi) + β4 (ISSi) + β5 (AAi)])-1 где Pr (APP) – вероятность того, что респондент оправдывает политику президента (Probability that the respondent approves of the president); exp – экспонент; показатель степени базы «е»; i – код опрашиваемого индивида; PFT – президентский термометр (Presidential Feeling Thermometer); PID – локализация респондента по семибальной шкале степени приверженности той или иной партии (Party Identification or Partisanship); ECON – совокупность экономических эвалюаций респондента (Economic Evaluations); ISS – аттитюды респондента в отношении значимых политических вопросов (Mean self-placement on the issues); AA – переменная, выступающая индикатором расовой (национальной) принадлежности индивида.[33] Выявленные Хетерингтоном эффекты эндогенных факторов доверия состоят в следующем: «… состояние политического доверия в обществе может, по крайней мере, быть частично ответственным за падение президентского рейтинга именно в последние годы, чем это имело место в период конца 50-х – начала 60-х г.г. XX в. Будучи в основном игнорируемой в научной литературе по проблеме популярности института президента, тенденция к снижению политического доверия может существенным образом ухудшать статус президентской власти».[34] Что касается влияния уровня политического доверия на отношение гражданского общества к конгрессу, то подчеркивая существенность влияния политического доверия на оценку обществом указанного политического института, Хетерингтон приходит к заключению: «В то время как импликации (причастность, воплощение) охлаждения эмоционального восприятия значения президента отчетливы и явственны, импликации падения доверия и поддержки конгресса более спекулятивны и сложны. Когда на спад идет диффузная поддержка, тогда гражданское общество более склонно приветствовать альтернативные политические институты, такие, как институты прямой демократии. Отцы-основатели, однако, создавали репрезентативные институты именно из страха такого импульса в сторону установления прямого контроля власти гражданским обществом. Более того, все эксперименты по введению прямой демократии не стали эффективными ни в смысле политической результативности, ни с точки зрения обеспечения роста политической поддержки. Вдобавок ко всему, падение уровня институциональной поддержки гражданского общества чревато рисками фундаментальных изменений политической системы, ставящих ее лицом к лицу с угрозой глубокого кризиса, даже для таких стабильных институциональных структур, как США. Вот почему любые значительные падения показателей термометра Конгресса должны самым тщательным образом учитываться».[35] Влияние политического доверия гораздо отчетливее и сильнее в отношении действующих политических элит и лидеров, чем в отношении политических институтов. Тем не менее, это означает наличие реальных эффектов, оказываемых политическим доверием гражданского общества на уровень как специфической, так и диффузной поддержки институтов демократии. Имеет место и обратная связь. Компонентами комплекса экзогенных факторов, оказывающими наиболее значительное влияние на политическое доверие, выступают, прежде всего, экономические эвалюации (1) и восприятие гражданами эффективности политики администрации (2). По данным исследования Хетерингтона создаваемые ими эффекты составляют 4 % и 4,4 % отклонений от стандартного значения политического доверия. Действие этих факторов таково, что под их влиянием изменение уровня Trust может достигать 24 % и 14 % соответственно. Третьим по значимости и степени воздействия является восприятие и степень удовлетворенности внутренней политикой (3). Удовлетворенность внешней политикой не является столь влиятельным фактором, определяющим политическое доверие в гражданском обществе, что может служить основанием для определения приоритетов при разработке соответствующих стратегий. Четвертым значимым по своим эффектам экзогенным фактором доверия является совокупность аттитюдов, связанных с традиционными нормами и ценностями граждан (4). Состояние неудовлетворенности, возникающее в гражданском обществе в связи с изменением основных социальных норм по мере проводимого администрацией общеполитического курса, определяет, в конечном счете, отношение граждан к правительству в целом. Данные, полученные Хетерингтоном в рамках применения разработанной им модели SEM-T, выявили специфические эффекты прямых экзогенных факторов доверия, связанных со СМИ. Просмотр телевизионных новостных программ (5) производит эффект снижения доверия (около 7 %), в то время как прочтение прессы (6) скорее способствует укреплению доверия в обществе.[36] Модель и схема SEM-T представляются вполне обоснованными и содержащими хорошую основу для обоснования законов и закономерностей формирования доверия в современных демократиях. Вместе с тем, требует уточнения статус фактора экономических эвалюаций, в частности, упущенная Хетерингтоном вероятная реверсивность соотношения данного фактора с другими эндогенными факторами доверия. В модели Хетерингтона экономические эвалюации предстают независимой переменной, не подверженной влиянию ни внешних, ни внутренних факторов, что несколько ограничивает и затрудняет понимание механизма их формирования. Указанный момент типичен для рационалистического институционализма, являющегося теоретико-методологической основой SEM-T Хетерингтона. В целом, разработка интегративных моделей политического доверия с использованием институциональных и культурологических исследовательских технологий предстает как отражения ведущей тенденции развития современного компаративного политического анализа проблем и рисков демократического развития в условиях глобализации. [1] Almond G., Verba S. The Civic Culture. Princeton, NJ: Princeton University Press. 1963; Inglehart R. Modernization and Postmodernization: Cultural, Economic and Political Change in 41 Societies. Princeton, NJ: Princeton University Press. 1997; Putnam R. Turning in, Turning out: The Strange Disappearance of Social Capital in America. PS // Political Science and Polities. 1995. Vol. 28. P.664-683; Foley M.W., Edwards B. Is it Time to Disinvent in Social Capital? // Journal of Public Policy. 1999. Vol.19. N 2. P.141-174; Jackman R., Miller R. A Renaissance of Political Culture? // American Journal of Political Science. 1996. Vol. 40. P. 632-659; Levi M. Social and Unsocial Capital // Politics and Society. 1996. Vol. 24. P.45-55. [2] Keenan E. Muscovites Political Folkways // Russian Review. 1986. Vol.45. P.115-181; Jowitt K. New World Order: The Leninist Extinction. Berkeley: University of California Press. 1992. [3] Eckstein H., Fleron F., Hoffman E.P., Reisinger W.M. Can Democracy Take Root in Post-Soviet Russia? Explorations in State-Society Relations. Lanham, H.D.: Rowman and Littlefield. 1998; Hedland S. Russia's Market Economy: A Bad Case of Predatory Capitalism. London: UCL Press. 1999; Joyce J.M. The Old Russian Legacy // Foreign Policy. 1984. Vol. 55. P. 132–153. [4] Fukuyama F. The Great Disruption: Human Nature and the Reconstruction of Social Order. New York: Free Press. 1999; Newton K. Social and Political Trust in Established Democracies // Critical Citizens: Global Support for Democratic Governance / Pippa Norris Ed. Oxford, UK: Oxford University Press. P. 169-187; Mutz D. Impressional Influence. Cambridge, UK: Cambridge University Press. 1998; Brehm J. , Rahn W. Individual-Level Evidence for the Causes and Consequences of Social Capital // American Journal of Political Science. 1997. Vol. 41. P. 999-1023; Muller E., Seligson M. Civic Culture and Democracy: the Question of Casual Relationships // American Political Science Review. 1994. Vol. 88 P. 635-652; Hetherington M. J. The Political Relevance of Political Trust // American Political Science Review. 1988. Vol. 92. P. 791-808; Rose R. Russia as an Hour-Gluss Society: A Constitution Withhout Citizens // East European Constitutional Review. 1995. Vol. 4 N 3. P. 34–42. [5] Coleman J. Foundations of Social Theory. Cambridge, MA: Harvard University Press. 1990; Dasgupta P. Trust as a Commodity // Trust: Making and Breaking Cooperative Relations / Diego Gambetta Ed. Oxford, UK: Basil Blackwell. 1988. P. 49–72; Orren K., Skowronek S. Order and Time in Institutional Study: A Brief for the Historical Approach // Political Science in History / James Farr, John Dryzek, and Stephen T. Leonard Eds. Cambridge, UK: Cambridge University Press. 1995. P. 286–317; Shepsle K. Studying Institutions: Some Lessons from Rational Choice Theory // Political Science in History / James Farr, John S. Dryzek, and Stephen T. Leonard Eds. Cambridge, UK: Cambridge University Press. 1995. P. 276–285; Stark D. Not by Design: The Myth of Designer Capitalism in Eastern Europe // Strategic Choice and Path-Dependency in Post-Socialism / J. Housner, B. Jassop, and K. Nelsen Eds. Aldershot, UK: Edward Elgar. 1995. P. 67–83. [6] Przevorski A., Alvarez J., Chebub J.A.., Limongi F. What Makes Democracies Endure? // Journal of Democracy. 1996. Vol. 7. N 1. P. 39-55. [7] Diamond L. Developing Democracy: Toward Consolidation. Baltimore: Johns Hopkins University Press. 1999. [8] Mishler W., Rose R. What are the Origins of Political Trust?: Testing Institutional and Cultural Theorires in Post - Communist Societies // Comparative Political Studies. 2001. Vol. 34. N 1. P. 30-62. [9] Mishler W., Rose R. Trust, Distrust and Scepticism: Popular Evalutions of Civil and Political Institutions in Post-Communist Societies // Journal of Politics. 1997. Vol. 59. P. 418-451; Mishler W., Rose R. Five Years after the Fall: Trajectories of Support for Democracy in Post-Communist Europe // Critical Citizens: Global Support for Democratic Government / Pippa Norris Ed. Oxford., Oxford University Press. 1999. P. 78-99. [10] Mishler W., Rose R. What are the Origins of Political Trust? ....Ibid., p. 38-39. [11] Fiorina M. P. Retrospective Voting in American National Electrons. New Haven. ST: Yale University Press. 1981. [12] Ibid., P. 42. [13] Ibid., P. 42. [14] Ibid., P. 58-59; Transparence International. The Transparence International 1998 Corruption Perceptions Index. Berlin: Artunr. 1998; Freedom House. Freedom in the World: Annual Survey of Political Rights and Civil Liberties. 1997–1998. New York: Autnor. 1998; Gastil R.O. Freedom in the World: Political Rights and Civil Liberties. Westport CT: Greenwood. 1987; Karatnycky A., Motyl A., Shor B. Nations in Transit. 1997: Civil Society, Democracy and Markets in East Central Europe and the Newly Independent States. New Brunswick, Transaction Book. 1997; http//europa.ru.int/en/comm/eurostat/serven/home.htm; European Bank for Reconstruction and Development. Transition Report 1998. London: Artuor, 1998. [15] Mishler W., Rose R. Origins of Political Trust. ... Ibid., P. 44-46; [16] Ibid., P. 46-48. [17] Ibid., P. 50-51. [18] Ibid., P. 50-51. [19] Ibid., P. 52. [20] Ibid., P. 52-53. [21] Putnam R. Making Democracy Work. Princeton, N 1; Princeton University Pres. 1993. [22] Shlapentokh V. Public and Private Life of the Soviet People. New York: Oxford University Press. 1998. [23] Mishler W., Rose R. Ibid., P. 54-55, 37 [24] Ibid., P. 55–56; Hetherington M. The Political Relevance of Political Trust // American Political Science Review. 1998. Vol. 92. P. 791–808. [25] Hetherington M. The Political Relevance of Political Trust // American Science Review. 1998. Vol. 92. N 4. P. 791–808; Craig S. The Malevolent Leaders: Popular Discontent in America. Boulder, CO: Westview. 1993; Hibbing J.R., Theiss-Morse E. Congress as Public Enemy: Public Attitudes Toward American Political Institutions. New York: Cambridge University Press. 1995; Rosenstone S., Hansen M. Mobilization, Participation, and Democracy in America. New York: Macmillan. 1993. [26] Hetherington M. Ibid., P. 791. [27] Ibid., P. 793–794, 796–797. [28] Jennings M.K., Niemi R.G. The Transmission of Political Values from Parents to Child // American Political Science Review. 1968. Vol. 62. P. 169–184; Miller A.H., Goldenberg E., Erbring L. Type-Set Politics: Impact of Newspapers on Public Confidence // American Political Science Review. 1968. Vol. 73. P. 67–84; Citrin J. Comment: The Political Relevance of Trust in Government // American Political Science Review. 1968. Vol. 68. P. 973–988; Citrin J., Green D.F. Presidential Leadership and the Resurgence of Trust in Government // British Journal of Political Science. 1968. Vol. 16. P. 431–453; Erber R., Lau R.R. Political Reconciliation of Policy-Based and Incumbency-Based Interpretations of Changes in Trust in Government // American Journal of Political Science. 1990. Vol. 34. P. 236–253. [29] Hetherington M. Ibid., P. 793; Abramson P.R., Finifter A.W. On the Meaning of Political Trust: New Evidence from Items Introduced in 1978 // American Journal of Political Science. 1981. Vol. 25. P. 297–307. [30] Hetherington M. Ibid., P. 794. [31] Ibid., P. 796, 794─795. [32] Ibid., P. 795─798, 804─806. [33] Ibid., P. 795, 798. [34] Ibid., P. 799. [35] Ibid., P. 799. [36] Ibid., P. 799─800. |