О.Ю.Биричевская
кандидат филологических наук
В.И. Стрельченко
доктор философских наук
Массовая культура: онтологический смысл и тенденции концептуальной эволюции
Массовая культура - одно из наиболее ярких и неоднозначных проявлений современной цивилизации. Вместе с тем, несмотря на обилие посвященных ей публикаций массовая культура остается феноменом, мало осмысленным в социальной философии.
Не случайной является не утихающая до сих пор дискуссия об исторической «датировке» возникновения массовой культуры. По мнению Д.С. Лихачева, «массовая культура, точно так же, как и авангард, существовала в искусстве всегда. Народное искусство, искусство карнавала, искусство ярмарки, искусство балагана – это массовая культура и, должен сказать, культура, продолжающая оплодотворять высокую культуру современности». Согласно Х. Ортеге-и-Гассету массовая культура возникает вместе с появлением массового общества, массового сознания и «массового человека», т.е. на рубеже XIX - XX столетий когда складываются абсолютно новые условия, даже отдаленно не напоминающие события всей предшествующей истории. За таким разбросом событий стоит даже не столько непроясненность содержания понятия массовой культуры, сколько отсутствие четкой систематизации факторов, ее порождающих.
Тождественны ли понятия «культура масс», «народная культура», «популярная культура»? Речь идет о творчестве масс, массовом творчестве или творчестве для масс? Эти вопросы возникли сразу же, как только в XVIII веке И.В. Гете и Ф. Шиллер впервые заговорил о «массовой культуре» и «массовом искусстве», а затем в XIX столетии Ф. Ницше выступил решительно против творчества на потребу массовому вкусу и массовой публике. При этом сам Ф.Ницше признавал именно народное искусство фундаментом подлинного искусства и творчества. В начале ХХ века Х.Ортега-и-Гассет подвергает уничтожающей критике массовую культуру и массовое искусство в известных работах «дегуманизация искусства» и «Восстание масс». Если И.В. Гетте и Ф. Шиллер еще только почувствовали изменение ситуации в искусстве и обществе, а Ф. Ницше уже осознал грядущие перемены, то Ортега столкнулся с ними непосредственно.
В современной зарубежной философской и социологической литературе наряду с термином «массовая культура» широко используется термин «популярная культура». В публицистике им соответствую выражения «масскульт» и «попкультура». Массовая культура рассматривается как одна из областей любой культуры, которая в противоположность культуре «элитарной», «высокой», принимается большей частью населения. Думается, что негативные оценки массового искусства как искусства толпы, данные Ф.Ницше, С. Киркегором, Т. Адорно и многими другими авторами, мало приближают к пониманию сущности массовой культуры. Понятие «массовая культура» не столь оценочная эстетическая категория. Это не просто упрощенный или ухудшенный вариант «высокой», «элитарной» культуры, а явление совершенно иного порядка.
Едва ли достаточным основанием для понимания массовой культуры может быть ее трактовка в качестве «исторически возникшего средства развлечения, эпатажа, которое меняет свою форму, но сохраняет суть». Не удовлетворительным представляется и ее понимание в качестве специфического жанра, возникающего на стыке фольклора и профессионального искусства. Скорое всего массовая культура является непосредственным выражением образа жизни индустриального и постиндустриального общества, нуждающихся в воспроизводстве специфического типа сознания, ориентирующего человека в пространстве стандартных ситуаций. С этим связан и вопрос об источниках массовой культуры. Если она возникает вследствие развития политической демократии, то ее началом следует считать Великую французскую революцию. Революция утвердила идеи равенства и свободы, и сыграла решающую роль в их ассимиляции культурой. Если же массовая культура возникает на почве социальной динамики, то ее начало следует связывать с возникновением больших городов. Если в массовой культуре видеть преимущественно индустрию развлечений , то ее возникновение приурочено к появлению у городского населения свободного времени. А это уже вторая половина XVIII столетия. Если формирование массовой культуры связано с развитием информационных технологий, то ее начало следует относить ко времени появления средств массовой информации. Такими средствами, несомненно, являются современные СМИ. Но эти же задачи решало книгопечатание, а еще раньше – письменность, фольклор, живая речь и др., которые не утратили полностью своего значения до сих пор.
При отнесении того или иного явления к массовой культуре или искусству главным является не его художественный уровень. Он может быть довольно высоким. Массовость культуры не определяется образовательным уровнем аудитории ее потребителей. Принадлежность того или иного артефакта к области массовой культуры определяется способом его производства, распространения и использования. Более или менее явное расслоение культур на «культуру для всех» и «культуру для избранных» существовало всегда. Даже в первобытные времена существовали культурные элиты, интересы которых выходили за пределы общеплеменных предпочтений. С появлением письменности возникло различие между элитарной культурой образованных и культурой фольклорной (народной, этнической). Так в Японии в VII веке буддийские сутры и комментарии к ним, как и официальные документы, записывались на китайском языке и были доступны лишь небольшой части населения. В то же время художественное творчество существовало лишь в устной традиции, в форме любовных, обрядовых, воинских песен и синтоистских молитвословий, мифов и сказок. Оппозиция культуры «образованных» и культуры «народной», сохранявшаяся на протяжении многих веков, уступила к ХХ веку место противоположности элитарной и массовой культур.
Массовая культура – проблема в первую очередь социальная и антропологическая. Она формулируется «по ту сторону» эстетического – на стыке экономики, политики, искусств, конкретных социальных технологий и морали. Поэтому более аутентичным представляется понимание массовой культуры как культуры массового общества. Это позволяет строго очертить исторические границы данного типа культуры, связав его с определенными технологиями производства, тиражирования, распространения и потребления культурных артефактов.
Принципиально верной представляется точка зрения, согласно которой массовая культура – явление многофакторное. Причины ее возникновения следует усматривать в точке пересечения нескольких линий развития: как становления урбанистического образа жизни, так и связанной с ним индустриализации, развития как демократических институтов, так и средств массовой коммуникации. Поэтому, при уяснении сущности массовой культуры главную роль играет именно аксиологический анализ ценностно-смыслового комплекса, лежащего в основе этого феномена.
По-видимому, ключевым для его аутентичного истолкования является само понятие «массы». История зарождения массы, условия ее формирования, психологические характеристики массового человека рассматривались многими исследователями (А.А.Герценом, Г.Лебоном, Д.Мережковским, Г.Тардом, Х.Ортега-и-Гассетом, М.Хоркхаймером, Т.Адорно, С.Московичи). Тем не менее, категории «масса», в отличие от других категорий, используемых для обозначения некоторого множества людей (народ, нация, этнос, класс, страта, группа) в философской и социологической литературе уделяется незаслуженно мало внимания. Зачастую это понятие используется в совершенно различных смысловых значениях. Например, политик, баллотирующийся на серьезный пост, постоянно апеллирует к широким массам. В этом случае «масса» выступает как позитивный фактор, весьма существенный в оценке ситуаций, проектов, лидеров. В столь же позитивном контексте говорится и о творимой массами народной культуре, на почве которой возникает «высокое» искусство. Деятели культуры также постоянно апеллируют к массовому читателю, массовому зрителю и т.д. И в то же время, сколь сокрушительной и эмоционально насыщенной является критика тех, кто потакает массовым вкусам, «темной и необразованной» массе. А есть еще неоднозначные массы покупателей, товары массового спроса и потребления и т.п.
Наконец, сама проблематика массовой культуры обязана своим возникновением массовому обществу. С его критикой выступили интеллектуалы Х VIII - XIX столетий. Они протестовали против разрушения социальных структур и соответствующих субкультур традиционного общества. Не без основания считалось, что буржуазно-демократическая либерализация превращает общество в массу изолированных индивидов. Правда, такая постановка проблемы страдает противоречивостью. Вряд ли можно говорить о возможности реального существования человека-атома, так же как и некоего «родового человека». Человеческая личность (также как и сознание) – феномен социокультурный, предполагающий как социализацию, так и индивидуализацию, что обусловлено и психо-соматическими, и общественно-историческими условиями человеческого существования.
Новейшей истории характерен выход на историческую арену «человека массы». Впечатляющими являются демографические изменения. За все 12 веков своей истории, с VI по XIX столетие европейское население ни разу не превысило 180 млн. а за время с 1800 по 1914 год - достигло 460!
Поэтому о «человеке-массе» как особой планетарной и исторической силе заговорили с конца XIX - начала XX веков. До этого такие слова как масса, толпа, народ использовались фактически как синонимы. Впервые самостоятельный интерес масса вызвала у психологов. Они обнаружили, что в скоплении людей человек приобретает некие дополнительные, в изолированности не свойственные ему качества. В составе «массы» людей индивид ведет себя совершенно по-другому, утрачивая способность к самоопределению, становится частью единой общности, выражающей некую единую волю.
Первым обстоятельным исследованием феномена массы стала, как известно, изданная в середине 1890-х годов книга Г.Лебона «Психология народов и масс». В ней он, в частности, писал, что какого бы рода не были индивиды, образующих массу, какими бы схожими или несхожими ни были их образ жизни, занятия, их характер и степень образованности, одним только фактом своего превращения в массу они приобретают коллективную душу. В силу этого они чувствуют, думают и поступают совсем иначе, чем индивиды, несоединенные в массу. Поэтому масса, фактически, есть некое самодостаточное существо – точно так же, как клетки организма своим соединением создают новое существо с качествами совсем иными, чем качества отдельных клеток. Сам Г.Лебон, специалист в области естествознания, негативно оценивал массу и грядущую «эру масс», ассоциирующихся им с неуправляемыми и агрессивными толпами простолюдинов. Поведение массы-толпы, действительно, может стать причиной социальных потрясений сокрушающей разрушительной силы. Оно, как правило, отличается агрессивностью, деструктивностью и безответственностью.
Масса лишает человека личностных качеств, ограничивает его свободу, препятствует развитию творческой инициативы. Личность, как идеал человека, провозглашенный эпохами гуманизма и Просвещения, в составе «массы» себе подобных, утрачивает «человеческий облик» и демонстрирует качества, несовместимые с самим принципом человечности. Фундаментальные идеи теории познания, социологии, морали, политики оказались поставленными под сомнение. Более того, эта стихийная, огромного потенциала разрушительной энергии сила оказалась укорененной едва ли не в структурах природы человека, причем, отнюдь в не меньшей, а может быть даже и большей степени, чем сознание, гуманность, творчество и свобода.
Спустя пятьдесят лет после выхода книги Г. Лебона, З. Фрейд обратился к феномену «человека массы» . С точки зрения З.Фрейда, в массе с человеком не происходит ничего нового, несвойственного ему в изолированном от массы состоянии. Становясь элементом массы, индивид актуализирует архаические пласты психики. Это происходит не только «под гипнозом толпы». Снятие ограничительных шлюзов культуры осуществляется и в виде случает спонтанной агрессивности. Все выделенные Г. Лебоном характеристики, вполне справедливы. Они действительно свойственны человеческой психике и способны реализоваться иногда самым неожиданным образом. Из этого следовало, что надо заниматься не только «укрощением массы». Обуздание безумствующей толпы в каждом конкретном случае не решает проблему. Главное внимание следует уделять интеграции архаических импульсов в приемлемый социально-культурный контекст, их переориентации, разрядке или корректной сублимации, не чреватой особенно опасными взрывами деструктивности. Для этого З.Фрейд рекомендовал использовать теоретический и практический инструментарий, к тому времени уже наработанный психоанализом. Фактически, Фрейдом впервые была предложена идеология технологического отношения к массам, в последующем во многом реализованная массовой культурой.
Фрейдовско-лебоновское истолкование массы акцентирует внимание на психическом состоянии, ликвидирующем личностные качества. Человек может ни разу не оказаться в бесчинствующей толпе, но будет человеком массы, не будет автономной личностью.
Стоит заметить, что именно опыт фашизма спровоцировал появление исследований Х.Ортега-и-Гассета и Э.Канетти, Т.Одорно и Э.Фромма, К.Манхейма и Х.Арендт по теории массы, массового человека и массового общества. Так Э.Канетти был предложен иной, отличный от фрейдовского концептуальный аппарат описания и анализа психологии толпы. Он увязал ее с властью и страхом другого. В толпе происходит дающая колоссальный выброс энергии, разрядка, - освобождение от страха, его обращение во взрыв восторженного энтузиазма. Одновременно в толпе реализуется преодоление страха смерти в торжестве единой воли к власти. Поэтому лидер, вошедший в резонанс с толпой, получает практически безграничную власть над нею. Выводы Э.Канетти, тем не менее, в основном совпадают с фрейдовскими. И в этом случае феномены массы-власти и массы-индивида в аксиологическом плане нейтральны. Они не подлежат искоренению, а признаются как данность, некая объективная особенность социального бытия человека.
В противоположность линии З.Фрейда–Э.Канетти, иную трактовку и оценку массы дали философы Франкфурсткой школы. Согласно их взглядам появление человека-массы и массового сознания спровоцировано, или даже санкционировано логикой развития европейской цивилизации. В работах М.Хоркхаймера, Т.В.Одорно, Г.Маркузе агрессивность и деструктивность массы не редуцируется до уровня антропологических констант, а трактуются в качестве исторически обусловленных состояний. Их анализ основывался на неприятии событий, сотрясавших Европу в течение первой половины ХХ столетия: две мировые войны, социалистические революции в России, фашизм и геноцид и т.п. Во всем этом франкфурцы увидели печальный итог идеологии Просвещения, когда новоевропейский социальный проект с его идеалами гуманизма, демократии и свободы оборачивается архаическим разгулом толпы.
Массовую культуру сторонники Франкфуртской школы, особенно Г.Маркузе связывали с идеологическим навязыванием трудящимся ценностей капиталистического общества. Речь идет о навязывании ложных потребностей, необходимых для выживания системы. В результате люди не осознают того, что их истинные потребности остаются неудовлетворенными, а индустрия массовой культуры внедряет ложные и подавляет истинные потребности. Отсюда Г.Маркузе делает вывод, что общество массовой культуры есть общество тотальной несвободы и угнетения, интегрировавшее все классы и слои, включая бывший пролетариат. Это общество не имеет альтернативы в силу отсутствия реальных социальных сил сопротивления и революции. Такой силой могут стать только маргинальные социальные слои, неинтегрированные массовым обществом. Иначе говоря, носителями духа изменений оказываются люмпены, проститутки, гомосексуалисты, движения «контркультуры», студенты. Именно такое понимание сути дела легло в основу движения «новых левых», событий 1968 года в Европе.
Несколько иную трактовку предложила Х. Арендт. Согласно ее взглядам тоталитаризм, фашизм, все формы социального экстремизма, - результат фатального стечения обстоятельств, фактически, - отклонение от основополагающих истин гуманизма и Просвещения. Поэтому масса как движущая сила всех тоталитарных режимов ХХ века рассматривается в качестве «ошибочного побочного продукта» истории.
Еще более глубокую трактовку массового человека предложил Э.Фромм. Он увязал феномен массовости с девианстной формой удовлетворения фундаментальных антропологических потребностей, согласно Э.Фромму, таких потребностей пять: в общении, в трансценденции, в укорененности, в самоидентификации и в системе ориентации. Они экзистенциальны в том смысле, что изначально присущи человеческому способу существования. Каждая из них может удовлетворяться естественным и противоестественным (невротическим) образом. Такое различие Э.Фромм связывает с двумя модусами существования: «быть» и «иметь».
Так потребность в трансцендентности – выходе за индивидуальные ограниченные пределы бытия – при естественном удовлетворении выливается в акты творчества, при невротическом – в акты деструктивные. Стремление здорового человека укорениться проявляется в свободном выборе культуры, конфессии, гражданства. В невротической форме эта потребность освобождает архаические стадные инстинкты, стремление раствориться в этносе, нации, спонтанных группах. Нездоровое невротическое общество актуализирует потребность в укорененности также невротически. Оно лишь декларирует фатальную утрату корней и решает проблему фиктивно, имитационно. Именно в этом Э.Фромм и видит источник омассовления, поскольку в массе нет никакой общности, а есть лишь иллюзия единства.
Идея неукорененного, не находящего себе пристанища общества – довольно давний сюжет в критике индустриальной урбанистической цивилизации. Об этом в частности, писал О.Шпенглер в «Закате Европы», имея в виду цивилизационные преобразования культуры, когда народ (творец культуры) превращается в массу (население). Такая масса агрессивна и алчна, не может творить, а в состоянии лишь потреблять и разрушать. Она не способна к живому креативному порыву, но только – к переработке живого в мертвое. Ее главное желание – «хлеба и зрелищ». Правитель, не способный потакать низменным инстинктам – развлекать, кормить, ублажать и славословить – низвергается. Но самое главное – и в этом О.Шпенглер буквально предваряет Э.Фромма – такая людская масса, в отличие от народа, оторвана от земли, от своих корней. Отставив свои исконные места обитания(«кормящие ландшафты»), огромные толпы людей стекаются в противоестественную среду обитания города, в котором народ и перемалывается в массу. Утративший ценностную трансцендентно-экзистенциальную «центровку» человек не знает, что ему делать, с легкостью меняет поверхностные ориентиры с одних на другие, отдаваясь течению моды. Подобная неприкаянность и потерянность, - главная причина агрессивности людских «стай». К таким выводам приходит и А.Тойнби в своей концепции развития цивилизаций. Он связывает омассовление с деградацией «творческого меньшинства» - элиты, неспособной на выдвижение ценностных ориентиров и выходом на первый план «пассивного большинства» - пролетарских масс.
Подводя некий промежуточный итог, можно выделить несколько этапов в динамике зарубежной традиции изучения массового общества и массовой культуры. На первом этапе (Г.Лебон, Х.Ортега-и-Гассет) массовое общество рассматривалось с откровенно консервативных, даже антидемократических позиций, в контексте обеспокоенности возникновением самого феномена. Масса рассматривалась как буйствующая толпа, рвущаяся к власти чернь, грозящая ниспровергнуть традиционную элиту и разрушить цивилизацию. На втором этапе (А.Грамши, Э.Канетти, З.Фрейд, Х.Арендт) – в период между двумя мировыми войнами – осмысливается опыт тоталитарных обществ фашистского типа (Германия, Италия) и масса понимается уже как некая темная и консервативная сила, завербованная и манипулируемая элитой. На третьем этапе (Т.Адорно, Г.Хоркхаймер, Э.Фромм, Г. Маркузе) – во время и сразу после Второй мировой войны – складывается демократическая критика массового общества понимаемого как продукт развития монополистического капитализма. К 1960-м годам сложился четвертый подход (М.Маклюэн, Д.Белл, Э.Шиллз) – понимание массовизации как объективного этапа развития образа жизни современной цивилизации. В дальнейшем эта традиция снижения критического пафоса стала основной, а изучение массового общества тесно переплелось с анализом последствий развития новых информационных технологий, стилистики художественной культуры постмодерна.
В рамках почти вековых исследований было выявлено несколько основных характеристик массы. Так, лебоновско-канеттиевская версия массы как толпы применима к осмыслению революционных ситуаций, активистских массовых движений, объединяющих пролетаризированную часть населения. Модель массы как потребителя продуктов массовой культуры и средств массовой коммуникации превращает ее в «публику». В отличии от толпы, публика не предполагает обязательной пространственной близости, отличается большей терпимостью. Идеальной моделью публики являются радиослушатели, телезрители и пользователи Интернета – изолированные реципиенты, связанные лишь единством потребляемого символического продукта и гомогенностью потребностей. Для оценки современного состояния «массы» предыдущих двух ее характеристик недостаточно. Сейчас на первый план выходит уже понимание массы как следствия депролетаризации и формирования среднего класса, когда масса объединяется уже такими параметрами образа жизни как уровень дохода, образование и тип потребления. В таком понимании масса предстает социальным образованием, в котором принципиально не различаются индивиды и общественные группы. Это единые гомогенные слои единой культуры.
Думается, что все три основные концепции массы объединены идеей различения»латентной» и «наличной» массы. Эта идея была выдвинута еще в 1930-е годы Л.фон Визе. Под «латентной массой» он понимал «межличностное длительное образование, покоящееся на неясном представлении его участников об общности их судьбы и переживаний». Латентная масса – основа, предпосылка возникновения массы наличной, представляющей собой «совокупность людей, действующих коллективно в конкретной, относительно непродолжительной ситуации под влиянием аффектов, в большей или меньшей степени господствующих над всеми».
В этой связи показательно отношение к массе в советском духовно-историческом опыте. То, что для рационально и индивидуалистически ориентированного европейца выступает как темная стихия зла, в советской идеологии оценивается положительно. Угроза личностному суверенитету со стороны масс не воспринимается критически. Скорее наоборот. Так Н.А.Бердяев во многих поствеховских работах не раз говорит о склонности к коммунитарности как характерной черте российской ментальности и характера. «Широкие народные массы» в советском политическом и социологическом дискурсе имеют высокую положительную оценку. Безусловным приоритетом обладают «присутствие многих», одухотворенная соборность, общинность, коллективизм.
Поэтому первая попытка капиталистической модернизации в России неспроста потерпела крах.
«Лопахиных» не признали не только аристократия, но и интеллигенция, не говоря о беднейшем крестьянстве. Закончилось это гражданской войной и национализацией 1918. Не менее печален был и конец НЭПа. Коллективизация и «великий перелом» были восприняты «широкими народными массами» с большим энтузиазмом. Короче говоря, первая волна индустриализации, породила мощную маргинализацию населения, а вторая волна — уже «социалистической индустриализации» довершила массовизацию. В результате марксово учение о пролетариате и его исторической роли получило не только практическое воплощение, но несколько иное по происхождению общинное - ценностное обоснование. Масса, концептуально оформленная как «передовой класс», а потом и «новая историческая общность» стала носителем высшей моральной легитимности, непогрешимой «по природе и по определению». Тем самым, тоталитаризм получил не только концептуальное, но нравственное оправдание. То, что для Лебона, Фрейда и даже неомарксистов франкфуртской школы было симптомами неблагополучия, регрессией рациональности в архаику, утратой суверенной свободы воли, пассивно- восторженным подчинением воле вождя, непроницамемостью социальному контролю, наконец — невменяемой безответственностью, это самое в советском контексте выступало нормами и ценностями социализации. Если где-то и когда-то было создано реальное общество потребления и потребителей, то это было советское общество. Его члены нимало не были озабочены ответственностью за свое будущее, которое было расписано в программах КПСС . Это было общество удивительно беззаботных и безответственных людей массы.
Важнейшей характеристикой массового общества является социальная и нравственная «атомизация» личности. Массовое общество состоит из людей, связанных не органическими связями. Происходит рас спад социальных связей и институтов (семья, церковь, землячество), способных помочь индивиду обрести свою идентичность. Место общностей органического типа занимают общности механические, почти случайные, «толпообразные». Это трудовой коллектив на высоко индустриализированном производстве, поток пассажиров, покупателей и т.д. Даже с соседями по многоквартирному дому близких отношений не возникает. Человек оказывается зависимым от абстрактных, если не фантомных общностей типа власть, СМИ. Происходит переход от личности, ориентированной «изнутри» к типу личности, ориентированном «извне».
В связи со сказанным, представляется важным подчеркнуть различие между народом и массой. Первое - категория этническая, причем связанная с традиционными этносами. Вторая - категория урбанистического образа жизни, городской цивилизации.
Феномен массы – новое проблемное поле, с которым философия столкнулась в начале прошлого века. И столетняя рефлексия над этим полем привела к признанию, что массе свойственны:
- антииндивидуальность, коммунитарность, общность, превышающая субъективность;
- агрессивная, антикультурная энергетика, способная к деструктивным действиям, подчиняющаяся вожаку-лидеру;
- аффективная спонтанность;
- общий негативизм;
- примитивность интенций;
• непроницаемость для рациональной организации.
Таким образом, можно признать, что масса - продукт развития цивилизации, возникающий на стыке XIX и XX веков. Наиболее яркие ее проявления, ее выход на первый план связаны с интенсивными социальными трансформациями, когда сложившийся социально-культурный порядок по разным причинам, но подвергается радикальным испытаниям - вплоть до разрушения. Причем масса - отнюдь не причина таких катаклизмов, а скорее их механизм и результат.
Фашизм тому убедительное подтверждение. Вроде бы,
человеческая масса потерпела в этом случае катастрофу – умерщвление человеческих тел было поставлено с индустриальным размахом и использованием новейших технологий. Тем не менее, мы имеем дело с омассовлением общества и разгулом инстинктов массы.
Не случайно шпенглеровская характеристика «цивилизации», которую он противопоставлял «культуре», удивительно напоминает массовую культуру. «Цивилизация - неизбежная судьба культуры... Чистая цивилизация, как исторический процесс, состоит в постепенной выемке ставших неорганическими и отмерших форм». Характеризуя этот завершающий период, О.Шпенглер пишет: «К культуре принадлежит гимнастика, турнир, агональные состязания; к цивилизации - спорт... Само искусство становится спортом... в присутствии высокоинтеллигентной публики знатоков и покупателей... Появляется... новая литература, делающаяся своего рода потребностью для интеллекта и нервов горожанина... У культурного человека энергия обращена вовнутрь, у цивилизованного вовне... Расширение - это все... существуют лишь экстенсивные возможности». Согласно О.Шпенглеру, европейской культуре в начале XX века были свойственны: экстенсивность, скандальность, сенсационность. Стоит добавить, что таковой она остается и сейчас.
Со шпенглеровской характеристикой совпадает описание П. Сорокиным кризисных явлений искусства середины прошлого столетия, которые он связывал с тенденцией «становиться все более и более поверхностным». «Многообразие... постепенно приводит.. ко все возрастающей непоследовательности. Чем богаче это многообразие, тем труднее его ассимиляция и объединение... Болезнь колоссальности... Мы конструируем высоченные здания и хвалимся буквально тем, что они самые большие. Мы создаем громадные хоры и оркестры; а чем больше - тем лучше. Книга, проданная во множестве, считается шедевром; пьеса, которая не сходила со сцены дольше всех, принимается за самую лучшую. Наши кинокартины задумываются с размахом и обеспечиваются роскошными аксессуарами. Это верно и по отношению к нашей скульптуре и монументам, нашим всемирным ярмаркам и радиоцентрам. Объем наших ежедневных газет часто превышает труды всей жизни известных мыслителей... Техника исполнения становится альфой и омегой... Чем больше внимания техническим средствам, тем больше пренебрежения к фундаментальным, базовым, конечным ценностям». И эту характеристику можно полностью применить к современной массовой культуре.
Таким образом, массовая культура - это не культура для масс и не культура масс, ими творимая и ими потребляемая. Это та часть культуры, которая создается (но не творится массами) по заказу и под давлением сил, господствующих в экономике, политике, идеологии, нравственности. Ее отличают предельная приближенность к элементарным потребностям, ориентация на массовый спрос, природную (инстинктивную) чувственность и примитивную эмоциональность, подчиненность господствующей идеологии, упрощенность в производстве качественного продукта массового потребления.
Причем, обе стороны такого процесса - производитель и потребитель - массовой культуры взаимозависимы. Публика ищет фантазии, романтику, эмоции, возбуждение, действие, которых ей так не хватает в скучных размеренных буднях. Производитель, заинтересованный в быстрой реализации товара работает на удовлетворение наиболее очевидных потребностей массового потребителя. Массовая культура носит откровенно коммерческий характер. Богатство и власть приобретаются взамен на иллюзии, фантомные переживания, в конечном счете - ложь и обман. Типичными примерами и яркими проявлениями массовой культуры являются мода, реклама, развлекательный кинематограф, музыкальная эстрада с их установками на раскрепощенную эротику и сексуальность.
Самым различным проявлениям массовой культуры характерен ряд общих черт:
• массовая культура не является творчеством масс, она создается для масс;
• массовую культуру нельзя рассматривать как аутентичную культуру, возникшую органическим образом - ее продукты всегда носят характер коммерческих проектов;
• ее продукты - источник общедоступных, зачастую - примитивных
удовольствий массовой публики, которая нуждается в удовлетворении
потребностей, порожденных урбанизацией и разрушением естественных сообществ;
• эти удовольствия пассивные, не требуют активного участия воспринимающего, прежде всего - участия его сознания;
• массовая культура в большей степени ориентирована на аудио и особенно - визуальные образы, что имеет следствием вытеснения
рациональных форм смыслообразования, апелляции к бессознательному компоненту психики;
• следствием предыдущего является всепроникающая эротизация массовой культуры.
Что породило массовое общество, массового человека, а значит - и соответствующую массовую культуру? Большинство исследователей сходятся во мнении, что возникновение и развитие массовой культуры обусловлено процессами индустриализации и урбанизации, повышением роли и значения средств массовой информации, бурным развитием современных информационных технологий.
В принципе можно согласиться с мнением Х.Ортеги-и-Гассета о роли трех великих достижений XIX столетия, одновременно с положительными последствиями, породивших и отрицательные: либеральной демократии, экспериментальной науки и промышленности. Однако представляется, что имеет смысл более детально и систематично обозначить факторы, детерминировавшие формирование и развитие массовой культуры.
В первую очередь, это развитие рыночной экономики, ориентированной на удовлетворение потребностей широкого круга потребителей. Чем более массовым будет спрос, тем более эффективным окажется производство соответствующих товаров и услуг.
Эту задачу решала индустриализация – высокоорганизованное производство, основанное на использовании высокопроизводительных технологий. Массовая культура – форма культурного развития в условиях индустриальной цивилизации. Им енно это определяет такие ее характеристики как общедоступность, серийность, машинную воспроизводимость, способность заменять реальность, восприниматься как ее полноценный эквивалент. Использование результатов научно-технического прогресса создало предпосылки бурного развития промышленного производства, которое смогло обеспечить максимизацию товарной массы с минимальными издержками, заложив, тем самым, основы общества потребления.
Подобное производство требует соответствующей организации образа
жизни людей. Образование и развитие крупного производства потребовало объединения людей в массовые производственные коллективы и их компактного проживания на ограниченных территориях. Эту задачу решает урбанизация, городская среда обитания. Рост доли городского населения - общая тенденция мирового развития, а его доминирование - один из критериев принадлежности общества к кругу «развитых стран».
Индустриализация и урбанизация - решающие факторы омассовления
образа жизни, поведения, основных представлений, сознания. Сужение и
специализация производственных функций, утрата производителем знания конечной цели производства ведут к обеднению чувств, одностороннему развитию интеллекта, не позволяют развиваться другим задаткам и способностям, лишают инициативы, деформируют личность. Личность превращается в придаток некоей машины, - факт неоднократно описанный в
искусстве, психологической и философской литературе.
Программирует личность любая культура, создающая
реальность, которую человек часто просто не может избежать. Новые
горожане оказываются в совершенно чуждой социальной и эмоциональной
ситуации. Вместо сельских просторов - теснота городских улиц и жилищ. Вместо дружбы или вражды с соседями, случайные отношения. Нередко переселение в город – это еще и разрыв национально-этнических связей. Человек становится индивидом, не имеющим прочных связей и основ своей собственной идентичности. Но дело даже не в скученности, вредной экологии, обезличенной функциональности. Главное – меняются отношения между людьми. Персонифицированные связи заменяются обезличенными, анонимными и функциональными.
Рост уровня жизни, интенсивное формирование «третьего сословия, городской буржуазии обусловило демократизацию политической жизни. «Свобода, равенство, братство» - лозунги, под которыми совершалась либеризация общества, переходящего от кастовой иерархии к буржуазной демократии. Если для «плебея всех времен «жизнь» означала прежде всего стеснение, повинность, зависимость – короче, угнетение», то демократические завоевания ликвидировали этот гнет. «Во всех ее основных и решающих моментах жизнь представляется новому человеку лишенной преград… с середины прошлого века средний человек не видит перед собой никаких социальных барьеров». А. Де Токвиль называл общественный строй США «тиранией большинства». Во многом выражением этой тирании выступает массовая культура.
Как точно отмечал Х. Ортега-и-Гассет, «первыми психологическими чертами» сегодняшнего массового человека являются «беспрепятственный рост жизненных запросов и, следовательно, безудержная экспансия собственной натуры», а также «врожденная неблагодарность ко всему, что сумело облегчить ему жизнь». Обе эти черты «рисуют весьма знакомый душевный склад – избалованного ребенка… Баловать - это значит потакать, поддерживать иллюзию, что все дозволено и ничто не обязательно». Человек массы и в самом деле баловень судьбы, «наследник, который держится исключительно как наследник», беззаботно транжирящий доставшееся ему наследство.
Таким образом, масса рождает состояние духа, особый тип психологической направленности, весьма специфический, ни на что другое не похожий тип сознания. Человека массы «больше всего заботит собственное благополучие и меньше всего - истоки этого благополучия... средний человек и для себя не видит иной обязанности, как убежденно домогаться этих благ, единственно по праву рождения». Массовый человек - это как бы вывернутый наизнанку «естественный человек» просветителей, полагавших его врожденной особенностью устремленность к разуму, к объективному восприятию вещей, к преодолению предрассудков. XX столетие оказалось веком крушения просветительских идеалов и надежд.
Создается довольно устойчивая иллюзия, - отмечает Ж.Бодрийар, - что если раньше «моральные нормы требовали от индивида приспосабливаться к социальному целому», то ныне «все общество в целом приспосабливается к индивиду». Общество предупреждает желания индивида, зная его лучше, чем он сам себя, делает за него выбор. Такая «огромная заботливость» облегчает психическую неустойчивость человека массы. Общество имитирует роль заботливых родителей, которые одаривают, заботятся, предупреждают желания, руководят поступками и жизнью в целом. В ответ он интериоризирует эту заботливую инстанцию и вверяет себя ей, снимая с себя ответственность за делаемый выбор. «Но эта взаимность, конечно, с подвохом: к вам приспосабливается чисто воображаемая инстанция, вы же взамен приспосабливаетесь ко вполне реальному социальному строю».
Научно- технический прогресс, наука и промышленность сделали мир изобильным, жизнь – полной благ, материально доступной. «…Мир, что окружает нового человека с колыбели… непрестанно бередит его аппетиты». Цивилизация позволила среднему человеку утвердиться в избыточном мире, воспринятом как изобилие благ, но не забот».
Так или иначе, но мощный внешний социальный императив «Во благо!» (варианты: «Клиент всегда прав!», «Все во имя человека, все на благо человека!»), завлекая и убаюкивая, - лишает воли.
Истоки такой установки следует искать не только в конце XIX века, а гораздо раньше. Тем не менее, с самого начала Нового времени можно говорить о персонологической субъективной доминанте. Еще в философском обосновании субъективности у Декарта, в экзистенциалистических откровениях Б.Паскаля оформлялась самодостаточность «оптимистического трагизма» бытия отдельной личности. Отсюда оставался всего один шаг до идеологии рационализма Просвещения с его требованием равенства всех людей в сфере разума и свободы. Общественное сознание по нарастающей отказывается от авторитарного и корпоративного средневекового мышления. По замечанию Р.Гвардини, на замену Новому времени были подняты три основных идеала: естественность (возврат к природе, естественному порядку вещей), человеческое Я (субъективность в противовес авторитарности, личность как высшая ценность), культура (как квинтэссенция вочеловечения и гуманизма).
Ряд исследователей подчеркивают принципиальную роль христианства, обусловившего фон длительной ценностной трансформации. Так, согласно Ю.Кристевой, христианство впервые лигитимизировало инфантильный нарциссизм и придало ему статус доблести. По ее мнению, семантическая и символическая перекодировка фундаментальных ориентиров сознания началась с евангельских грез: «Станьте как дети», «Как птицы небесные, которые не сеют и не жнут, но корм имеют», «Не заботьтесь о хлебе насущном», «Манна небесная», «Ни один волосок не упадет...». Различие между убежденным христианином и «буйствующем в потребительском неистовстве» обывателем состоит в том, что первый проецирует собственный нарциссизм и возлагает ответственность за себя на трансцендентную инстанцию, полагая ее все же как безусловную трансценденцию в евхаристических жестах идентификации, тогда как второй - на имманентного презентанта (общество, других), далеко не всегда осознавая его трансцендентный характер. Поэтому человек массы требует наглядных и непосредственных проявлений заботы и откликов на свои желания. Если верующий способен на ответственную работу ума и души, то у обывателя эти «органы» атрофированы за ненадобностью.
Налицо широкомасштабное смещение ценностного вектора социального бытия. Ориентацию на труд (духовный, интеллектуальный, физический), напряжение, заботу, созидание и эквивалентный (справедливый) обмен сменила ориентация на дары, карнавал, организованный другими праздник жизни.
Закреплению тенденций этого сдвига способствовали демократические тенденции с размашистыми лозунгами «Свобода, Равенство, Братство». Общегуманистический пафос «естественных и неотъемлемых прав», уравнивания всех членов общества в правах перед некоей анонимной социальной инстанцией, выступающей метарегулятором социальной жизни, сами, в свою очередь, производны от духовных исканий, породивших протестантизм. Первично равенство всех перед Богом и абсолютным Божественным предопределением, ликвидирующее привелегированное положение католической иерархии.
Обретенное в итоге духовных и социальных революций равенство оказалось равенством всеобщего и тотального ничтожества, униженности, заброшенности и греховности. Все - равно «грязны», все пребывают «внизу». И кроме этого «низа» в этой жизни нет ничего. Протестантизм, уведя христанский опыт полностью во внутренний мир личности, лишил внешнее социальное бытие глубины и высоты (трансцендентности), сделал социальную жизнь «плоской». И, поскольку в этой ситуации ничего радикально исправить невозможно, то следует пересмотреть свое отношение к этой поверхности греховной жизни. В этом смысле импульс протестантизма оказался предопределяющим для развития европейской цивилизации. Легкость, с какой массовая культура утвердилась в качестве
принимаемой и поощряемой стратегии, целенаправленно - открыто и декларативно - играющей на «низовых» аспектах как индивидуального, так и социального устроения, лишний показатель того, что реабилитация данной сферы уже произошла, и случилось это много раньше того часа, когда на арену выступила агрессивная масса.
Другим немаловажным обстоятельством, имевшим принципиальное значение для формирования той социальной атмосферы, в недрах которой могла сложиться и получить развитие массовая культура, стало формирование гражданско-правового общества - достаточно искусственного и даже фиктивного общественного образования, возведенного в разряд метапринципа, с помощью которого совершались расчленение и дискредитация иных онтологически не менее легитимных форм социальной организации. Дискурсивно-риторические формы «равенства», «демократии», «гражданского общества», будучи наложенными на лишенную глубины «уплощенную» реальность, и создали, в конечном счете, «одномерного человека» (Г.Маркузе), человека массы.
Все это позволяет сделать вывод, что массовая культура – исторический феномен, сложившийся в эпоху индустриализации и получивший особое распространение в период развития современных информационных технологий.
Массовое производство, массовое потребление, массовый досуг и массовые зрелища, массовые искусства, помноженные на транслирующие их средства массовой информации – это и есть массовое общество, порождающее и требующее массового человека.
Человек массы не в состоянии удержать целостную картину происходящего, проследить и выстроить причинно-следственные связи. Массивы воспринимаемой, обрушивающейся на него информации им не усваиваются и просто вытесняют в его сознании друг друга. Сознание человека массы не выстроено рационально, оно мозаично, напоминая калейдоскоп, в котором образуются случайные узоры.
Потому массовое сознание невменяемое – в обоих русских смыслах этого слова: невменяемое, потому как не имеет рациональной мотивации, и невменяемое, потому как безответственно, ему ничего нельзя вменить. Да и некому – в силу отсутствия свободного, то есть ответственного субъекта действия. В массе нет поступков, а есть только действие, просто – движение массы.
Х.Ортега-и-Гассет принципиально прав: чтобы ощутить массу как психологическую реальность, не требуется людских скопищ. По одному единственному человеку можно определить, масса это или нет». Масса - не толпа, которая есть «понятие количественное и визуальное множество». Масса - это когда количественная характеристика «многие» переходит в качественную, «масса - это средний человек», который ощущает себя «как все» и «не только не удручен, но доволен собственной неотличимостью». Он вполне удовлетворен существующим положением, без напряжения воспринимает собственную посредственность, доволен собой и окружающими, не имея ни малейшего желания к изменению этой ситуации.
В этом плане, деление общества на социальные классы с их иерархией типологически не совпадает с делением его на массы и избранные меньшинства (элиты). Главное в характеристике человека массы - его усредненность, «масса это посредственность». Человек массы - это особый психологический тип, впервые возникший именно в рамках европейской цивилизации. Носителем такого сознания может быть кто угодно - аристократ и бомж, чиновник и рабочий, ученый и школьник, президент и продавец в киоске. Человеком массы его делает не его социальная принадлежность к той или иной социальной страте, не то место, которое он занимает в обществе, а «глубокая личностная посредственность, порожденная привычкой к комфорту и утратой положительной нравственной ориентации».
Человеческая масса - «всякий и каждый, кто ни в добре, ни в зле не мерит себя особой мерой, а ощущает себя таким же «как все», и не только не удручен, но доволен собственной неотличимостью, ... это те, кто плывет по течению». Развивая эту мысль Ортеги, Р.Гвардини писал: «Масса в сегодняшнем смысле слова ... это не множество неразвитых, но способных к развитию отдельных существ; она с самого начала подчинена другой структуре: нормирующему закону, образцом для которого служит функционирование машины». Массовое общество - не органическая общность, каковой является народ. Это механическая общность функциональных единиц. «Таковы даже самые развитые индивиды массы. Исчезает чувство собственного бытия... и неприкосновенность сферы личного..., слово «личность» выходит из употребления, и его место занимает «лицо» ( person )». В этой связи стоит отметить, что на заре христианской цивилизации святые отцы каппадокийцы в спорах о тринитарности сознательно отказывались от термина «персона», который уже тогда обозначал скорее внешний вид, обличие, наружность, маску, личину, роль актера. В наше время уже и слово персона все больше вытесняется еще более внешней характеристикой - «имидж», который даже не столько внешняя характеристика, сколько просто производимое внешнее впечатление, производимое именно в массе.
«Заурядные души» были всегда, так же, как и большие «скопища людей». Однако до недавнего времени не они определяли социальный тонус, не по ним сверялся вектор общественного развития. В наше время дело обстоит принципиально иначе. Особенность нашего времени состоит именно в том, что весь «мир становится массой», а «заурядные души, не обманываясь насчет собственной заурядности, безбоязненно утверждают свое право на нее и навязывают ее всем и всюду». Буквально - справедливость слов Х.Ортеги-и-Гассета, сказанных им еще в 1929, особенно очевидна в наши дни - «весь мир становится массой». Дело дошло до того, что элита становится неотличимой от массы. Люди, которые в наше время готовы возглавлять и возглавляют общество мало похожи на тех, кто делал это в XIX, или тем более - в XVIII веках.
В этом плане становится окончательно ясным, что масса - не толпа, а также - почему масса, в отличие от пугающе непроницаемой для контроля толпы, проницаема и подконтрольна. Толпа - осколок прошлых культурных и ментальных установок. Устранение толпы и замена ее массой произошло фактически на наших глазах. Как показал М.Фуко, проследивший этапы этого процесса в работе «Надзирать и наказывать», власть рассредоточилась по миллионам точечных сингулярностей, став некоей вездесущей властью-массой. Толпы распались на отдельные элементы-индивидуальности, каждый из которых в одиночестве каждодневно совершает скромный ритуал массы-власти.
Подавляющая часть массовой культуры – бытовая техника и бытовое обслуживание, транспорт и связь, СМИ и прежде всего – электронные, мода. туризм и кафе – вряд ли у кого вызывает осуждение, и воспринимаются просто как основное содержание повседневного опыта, как сама структура повседневности.
С другой стороны, говоря о массовой культуре, вряд ли можно принять утверждение, что «пренебрежение брань, запреты, третирование, «сопротивление бесполезно», «игнорирование не умно», а «исследовательское заигрывание… ничего хорошего не принесет». Сама по себе массовая культура амбивалентна, хотя из ее природной особенности – потакать человеческим слабостям, следует основная тенденция «игры на понижение». Поэтому, в условиях зрелого свободного и демократического общества должны существовать фильтры и механизмы противодействия, сдерживания этих негативных тенденций.
Более того, в обществе имеют право на демонстрацию и защиту самые различные позиции и интересы, если они не разрушительны для самого общества. Именно наличие таких сдержек и фильтров способствовало оформлению системы ценностей, свойственной массовой культуре западного общества с доминированием семейных ценностей, личного счастья и жизненного успеха как воздаяния за честный труд и т.п. Если такие социальные ограничения отсутствуют, то происходит то, что случилось в нынешней России – разгул пошлости и непотребства, широко тиражируемый СМИ, зависимых от рекламы.
Массовая культура России конца ХХ века (фрагмент к…) Часть I . СПб., 2001, с. 12.
Ортега-и-Гассет Х. Эстетика. Философия культуры. М., 1991, с. 317.
Человек: образ и сущность. Массовая культура. М., 2000, с. 8.
Теплиц К.Т. Все для всех: Массовая культура и современный человек. М., 1999.
См.: Тэйлор Э. Первобытная культура. М.. 2001; Морган Л. Древнее общество. М., 2003.
См.: Беричевская О.Ю. Массовая культура. СПб., 2005.
Теплицкий К.Т. Все для всех: Массовая культура и современный человек. М., 1999.
Греческое « massa » - слиток, ком, глыба, некая первичная неоформленная материя. Латинское « massalis » - dctj[dfnsdf.obq [fjc/
См.: Черняк М.А. Феномен массовой литературы ХХ в. СПб., 2005.
См.: Лебон Г. Психология народов и масс. СПб., 1995.
См.: Фрейд З. Психоанализ, религия, культура. М., 1992.
Канетти Э. Масса и власть. М., 1997.
См.: например, Харкхаймер М., Одорно Т.В. Ддиалектика Просвещения. М.-СПб., 1997; Маркузе Г. Эрос и цивилизация. М., 2003, с. 251-515.
См.: Маркузе Г. Одномерный человек. Исследование идеологии развитого индустриального общества. М., 2003.
«В наши дни будь жив Г.Маркузе ему пришлось бы признать, что и эти «островки надежды» оказались переваренными массовой культурой».
Арендт Х. Vita active , или О деятельности жизни. СПб., 2000.
Фромм Э. Иметь или быть? Киев, 1998., 24-25.
Шпенглер О. Закат Европы. Очерки морфологии мировой истории. Т. 1-2., М., 2003.
См.: Тойнби А. Цивилизация перед судом истории. М., 2003.
Имеются в виду масса «пролей», описанных в антиутопии «1984» Д.Оруэлла, являющейся прямой иллюстрацией концепции А.Тойнби.
См.: так же Ашин Г. Эволюция понятия «масса» в концепциях «массового общества».// «Массовая культура»: иллюзии и действительность. М., 1975, с. 30-31.
Выгодность постепенной замены толпы публикой отмечалась еще Г.Тардом. См.: Тард Г. Личность и толпа. СПб., 1903, с. 9-10.
Wiese L. Systeme der aiigemeine Soziologie. Muenich, 1933, s. 425 .
Бердяев Н.А. Судьба России. М., 1990.
Шпенглер О. Закат Европы. Очерки морфологии мировой истории. Т.1. М., 1993, с. 163-164.
Там же с. 168-171.
Сорокин П. Человек. Цивилизация. Общество. М., 1992, с.454.
Там же, с.456-459
Ортега-и-Гассет Х. Указ. Соч. с 317.
Указ. соч. с. 319.
Указ. соч. с. 334.
Указ. соч. с. 320.
Бодрийар Ж.Система вещей. М., 1995. с. 140.
Бодрийар Ж.Система вещей. М., 1995. с. 146.
Ортега-и-Гассет Х. Указ. Соч. с. 318.
Указ. Соч. с. 336.
Гвардини Р. Конец нового времени. // Феномен человека: Антология. М. , 1993, с. 134.
СМ.: Кристева Ю. Бог есть агапэ.// Позиции современной философии. Вып.2. СПб., 2000.
Вебер М. Протестанская этика и дух капитализма. // Вебер М. Избранные произведения. М., 1990.
Ортега-и-Гассет Х. Указ.соч., с. 310
Там же, с. 309.
Там же, с. 310.
Там же, с. 311
Массовая культура России конца ХХ века. с. 55.
Ортега-и-Гассет Х. Эстетика. Философия культуры. с. 310.
Гвардини Р. Цит. соч., с.145.
Там же.
См.: Лосский Вл. Очерк мистического богословия Восточной Церкви. Догматическое богословие. Изд.Центр «СЭИ», с. 311.
Ортега-и-Гассет Х. Указ.соч. с.311.
Так например, ответ на знаменитый вопрос « who is m - r Putin ?» нет и быть не может. В лучшем случае, это – сборная характеристика из перечня, приведенного чуть ниже.
Это состояние общества массы на «клеточном уровне» подробно описал А.А.Зиновьев в своих социологических работах. См.например, Зиновьев А.А. Коммунизм как реальность. М., 1994.
Помимо прочего, это означает, что в современном массовом обществе властелин уже не может предстать перед разбушевавшейся толпой и явить впечатляющий зрелищный акт «укрощения бунтовщиков». Он может только возглавить массу, слившись с ее сиюминутным состоянием и стремлениями. Примеров такого опыта много от: А.Гитлера до У.Чавеса.
В свое время и до сих пор высказано не мало о негативных последствиях научно-технического прогресса, которые несомненны – так же, впрочем как достижения, от плодов которых не отказываются даже самые рьяные борцы с НТП.
Массовая культура России конца ХХ века (фрагменты к…). Часть I . СПб., 2001, с. 5.
|