В.Н.Лукин
доктор политических наук
М.Ю.Бунаков
Конструктивистская модель политического анализа современного фундаментализма С. Эйзенштадта
Политический анализ фундаментализма и современных фундаменталистских движений осуществляется в рамках комбинаторного подхода, основанного на сочетании концептов теорий глобализации и модернизации, культурологических и конструктивистских теорий современного развития. Характерной особенностью таких исследований является не только определение современных черт фундаментализма, но прежде всего, сопоставление различных типов цивилизационных паттернов (или культурных зон, по определению Р. Инглехарта) и соответствующих им культурных программ общественного развития в условиях модернизации и глобализации.
Такой политический анализ основан на идее о многообразии современных культурных и политический программ общественного развития ( Multiplicity of Cultural and Political Programs ) и их пролонгированной динамике ( Continuous Dynamics ).
С. Эйзенштадт, подчеркивая специфику современного развития в условиях глобализации, указывает в качестве отличительной черты возникновение и распространение нового типа цивилизации – современной цивилизации ( Modern Civilization ). Для современной цивилизации характерна большая степень расширения влияния на другие общества, а также большая длительность воздействия всей совокупности экономических, политических, идеологических процессов, связанных с модернизацией, что сопровождается значительно большей интенсивностью влияния данной цивилизации.
Другая отличительная черта, не имеющая аналога в истории других цивилизационных экспансий, связана с возникновением тенденции к формированию и развитию универсальных, институциональных и символических систем глобального уровня. С. Эйзенштадт исходит из того, что современная цивилизация, возникнув на Западе (Европа, США) и распространив свое влияние на регионы Азии, Латинской Америки, отдельные общества Африканского континента, способствовала созданию систем взаимоотношений, с одной стороны, основанных на общих базовых институциональных стандартах. С другой стороны, формирование новой цивилизации сопровождалось возникновением нескольких мировых экономических, политических и идеологических систем (мультицентричных и гетерогенных по природе) со своей собственной динамикой постоянных трансформаций и изменений в структурах взаимодействия.
Еще одна отличительная черта современной цивилизации, согласно С. Эйзенштадту, связана с дифференциацией и созданием многообразных форм современных и модернизирующихся обществ, имеющих много общих характеристик, и в то же время сохраняющих целый ряд различий, в том числе, связанных с особенностями интернационального взаимодействия, а также со спецификой ответной реакции на воздействие модернизации. Подобно любой цивилизационной экспансии, подчеркивает исследователь, новая цивилизация подрывает символические (культурные) и институциональные основы тех обществ, которые инкорпорируются ею, что сопровождается неизбежной диверсификацией символических и институциональных паттернов формируемых субсистем.
Итак, модель политического анализа фундаментализма как одного из факторов международного терроризма, разработанная С. Эйзенштадтом, включает концепт современной цивилизации ( Modern Civilization ) как одну из составляющих анализа. Помимо обоснования взаимосвязанных тенденций универсализации и дифференциации в развитии современной цивилизации модель С. Эйзенштадта включает характеристику нескольких тесно взаимосвязанных аспектов, рассматриваемых в качестве индикаторов современного цивилизационного паттерна и отличающих его от других цивилизационных паттернов. Вся совокупность аспектов нового цивилизационного паттерна классифицирована в соответствии с тремя основными измерениями: 1) структурные измерения или организационные ( Structural Dimension ), 2) институциональные ( Institutional Dimension ), 3) культурологические ( Cultural Dimension ).
Первое, структурное измерение отражает развитие множества специфических аспектов современной социальной структуры, таких в частности, как:
• рост структурной дифференциации ( Structural Differentiation );
• урбанизация;
• индустриализация;
• рост коммуникаций.
Второе измерение, институциональное включает следующие аспекты:
• развитие новых институциональных образований ( Institutional Formations );
• развитие современного национального государства ( Modern Nation - State );
• развитие новых экономических институтов ( New Capitalist - Political Economics ).
Третье измерение, культурологическое включает такие аспекты, как:
• особые культурные программы ( Distinct Cultural Programs );
• тесно взаимосвязанные специфические способы структуризации основных сфер социальной жизни ( Specific Modes of Structuration of Social Life ).
Одним из исходных положений концепции С. Эйзенштадта является утверждение, согласно которому первоначальные гипотезы классических теорий модернизации (К. Маркс, Э. Дюркгейм, М. Вебер и другие), а также более поздние идеи о конвергенции в ходе модернизации символических систем и институциональной интеграции в развитии всех сфер жизнедеятельности современных обществ, были опровергнуты реалиями модернизации и глобализации.
С. Эйзенштадт выдвигает положение о дивергенции как одной из ведущих тенденций развития современной цивилизации. Опровергая тезис о конвергенции в развитии различных сфер современных обществ, исследователь указывает на тенденцию к дифференциации в развитии институциональных структур экономической, политической, культурной сфер современных обществ.
Обосновывая положение о высоком уровне диверсификации современных обществ, С. Эйзенштадт подчеркивает, что линии диверсификации определяют не только различия традиционных и современных цивилизационных паттернов, но прослеживаются и в отношении обществ со сходным, достаточно высоким уровнем экономического развития, а именно стран Европы, США, Канады, Латинской Америки.
Согласно С. Эйзенштадту, диверсификация подтверждается не только институциональными, но и культурологическими и структурными параметрами современной цивилизации. Подвергая сомнению допущение классических теорий модернизации о взаимосвязи структурных и культурных аспектов модернизации, исследователь указывает, что реальные процессы свидетельствуют об отсутствии гомогенизации символических систем как результата общих структурных изменений в ходе социально-экономических преобразований.
В этой связи С. Эйзенштадт пишет: «Модернизация, действительно, распространилась по многим странам мира, но она не вызвала к жизни некую единую цивилизацию, не создала некий общий институциональный паттерн. Напротив, она способствовала формированию нескольких цивилизаций, или по крайней мере цивилизационных паттернов ( Civilizational Patterns ), то есть цивилизаций, которые отличаются общими характерными чертами ( Common Charactheristics ), но ориентированы на различные идеологические и институциональные динамики ( Ideological and Institutional Dynamics )».
Следует отметить, что концепт «цивилизационных паттернов» и идея о их диверсификации имеет сходные черты с концепцией культурных зон ( Cultural Zones ) и идей об их дифференциации в условиях глобализации. Указанные концепты и идеи выдвинуты и обоснованны Мичиганской школой политических исследований, которой также радикально пересмотрены указанные выше положения классических теорий модернизации и обоснована особая роль культурных факторов современного развития.
Важной составляющей концептуальной модели С. Эйзенштадта является положение об антиномях и противоречиях в развитии современных цивилизационных паттернов. Согласно С. Эйзенштадту, модернизация предполагала реализацию культурной ( Cultural Program ), политической ( Political Program ), институциональной и иных программ общественного развития, что соответствует конструктиввистскому подходу к пониманию современных общественно-политических процессов.
В модели определены базовые установления программ модернизации и соответствующие им антиномии и противоречия:
1) между тоталитаристской ( Totalizing Concept ) и более диверсифицированной или плюралистической ( Pluralistic Conception ) концепциями как основными структурными составляющими этих программ,
2) между концепцией причинности ( Conception of Reason ), ее роли в жизни человека и общества и концепцией сотворения мира, конструирования общественных отношений и истории ( Concept of Construction ),
3) между концепцией рефлексивности ( Reflexivity ) и концепцией активного конструирования мира и общества ( Active Construction ),
4) между различными вариантами оценок основных параметров человеческого опыта ( Different Evaluations ),
5) между концепцией контроля ( Control ) и концепцией автономности ( Autonomy ).
Модель С. Эйзенштадта включает конкретизацию антиномий политической программы современного развития в рамках модернизации:
• расхождение между конструктивистским подходом, (рассматривающим политику как процесс реконструкции общества, прежде всего в рамках политики демократизации, либо как процесс активной самореконструкции, осуществляемой самим гражданским обществом), с одной стороны, и реалистической концепцией общества ( Constructivism - Realism ), с другой;
• между свободой и равенством ( Liberty - Equality );
• между гражданской и утопической компонентами в культурной и политической программах современного развития ( Civil - Utopian );
• между автономностью гражданского общества и концепцией харизматичности государственной власти ( Civil Society - State Power );
• между свободой и освобождением во имя некоего, зачастую утопического, социального проекта ( Freedom - Emancipation );
• между якобинской (радикальной, а в ряде случаев террористической) и более плюралистической ориентациями или подходами к пониманию и устройству социального и политического порядка ( Jacobin - Pluralistic Orientations );
• между так называемой нормальной или реформистской и революционной политиками ( Normal - Revolutionary ).
С. Эйзенштадт обосновывает положение, согласно которому именно по линиям перечисленных антиномий политической и культурной программ модернизации сформировался критический дискурс в оценке современной цивилизации и ее экспансии. Идеи данного дискурса находят отражение в современных социальных движениях, включая фундаменталистские.
Радикальное или экстернальное (внешнее) направление критики характеризуется следующими установками:
• отрицание самой возможности формирования на основе базовых установлений культурной программы модернизации (прежде всего, стандартов индивидуальной свободы и других) какого либо социального порядка;
• отрицание того, что установления программ модернизации и соответствующие им институциональные процессы могут обеспечить развитие творческой активности человека;
• утверждение, согласно которому базовые установления культурной и политической программ модернизации создают эффекты эрозии морали и нравственного порядка как основы развития общества.
Если радикальная (экстернальная критика направлена на пересмотр культурной и политической составляющих модернизации, то внутреннее (интернальное) критическое направление характеризуется ориентированностью на переоценку институциональных трендов в развитии современных обществ как в культурной, так и политической сферах. Здесь также отличается установка на проведение критического анализа на основе отмеченных выше антиномий, и прежде всего, противоречия между идеями свободы и автономии личности, с одной стороны, и усилением тенденции к социальному и политическому контролю, с другой.
Следует отметить, что включение в концептуальную модель политического анализа современного фундаментализма многоаспектной совокупности противоречий, сопряженных с процессами модернизации, не такое частое явление в новейших политических исследованиях. В этом отношении разработка С. Эйзенштадта данного концептуального блока, безусловно, заслуживает внимания.
Обосновывая положение о диверсификации цивилизационных паттернов, С. Эйзенштадт различает, во-первых, цивилизационные паттерны в рамках самой современной цивилизации (западно-европейский тип, американский, японский, восточно-азиатский, незападно-европейский и другие типы), характеризующиеся реинтерпретацией базовых установлений современной цивилизации. Во-вторых, диверсификация цивилизационных паттернов по Эйзенштадту выражается в сохранении целого ряда закрытых и противостоящих новым (современным) цивилизационным паттернам, цивилизаций, которые характеризуются ориентированностью на традиционные ценности, нормы и стандарты, а также отрицанием возможных трансформаций сообразно современным цивилизационным стандартам.
Первая линия диверсификации, выражающаяся в формировании различных современных цивилизационных паттернов, отличных от западного типа, складывалась как результат неизбежной и постоянной конфронтации базовых культурных и институциональных принципов современной западной цивилизации и других цивилизаций. Формирование разнообразных современных цивилизационных паттернов стало, по мнению С. Эйзенштадта, итогом, с одной стороны, заимствования базовых принципов, символов и институтов современной цивилизации (представительность власти, законность, управляемость и других), и с другой стороны, селективным отрицанием ряда других установлений.
Стратегия комбинирования, основанная на инкорпорировании универсальных элементов современной цивилизации в конструируемую новую коллективную идентичность при сохранении специфических компонентов традиционной идентичности, подчеркивает С. Эйзенштадт, отличает цивилизационную динамику Восточной Азии, и прежде всего, Японии.
Цивилизационная динамика стран Центральной и Восточной Европы, по наблюдениям С. Эйзенштадта, отлична от указанной выше стратегии наличием акцента на реконструкции собственных установлений и традиций в соответствии с базовыми установлениями новой современной цивилизации.
Результатом реализации стратегий селективного отбора ( Selection ), реинтерпретации ( Reinterpretation ) и переформулирования ( Reformulation ) исходных установлений и ценностных ориентаций современной цивилизации в незападных европейских обществах стал длительный процесс формирования новых культурных и политических программ современного развития. Что касается модификации исходной культурной программы модернизации, то они, указывает С. Эйзенштадт, являются следствием различий в интерпретации и переформировании базовых концепций и установлений культурной программы модернизации, связанных с влиянием традиционных культурных программ.
Действие традиционных культурных программ таково, что новые формулировки в разных культурных контекстах содержат акценты, во-первых, на различных компонентах современной культурной программы модернизации, во-вторых, на различных институциональных паттернах. Кроме того, подчеркивает С. Эйзенштадт, в новых формулировках находят отражение результаты постоянного конструирования символов коллективной идентичности, концептуализации собственной идентичности и собственных социальных ролей, а также негативные или позитивные установки в отношении современной цивилизации в целом, и ее западного варианта, в частности.
Согласно модели С. Эйзенштадта, диверсификация культурных программ определяется не только культурными факторами. Культурные программы тесно взаимосвязаны с политическими и институциональными программами. Компоненты и антиномии этих программ обусловливают специфику модификаций и различий формулировок компонентов культурных программ. Наибольшим влиянием в этом отношении выделяются такие антиномии политических программ, как противоречие между утопическим и гражданским компонентами в конструировании политических стратегий; между революционной и реформистской стратегиями, между гражданским обществом и государством; между индивидуальным и коллективным.
Вариативность культурных программ модернизации обусловлена также влиянием политических культур конкретных европейских, азиатских и латиноамериканских обществ. Формирующиеся новые культурные программы в этой связи различаются тем, что основаны на несхожих концепциях власти и ее социальной ответственности, различаются подходами к пониманию многообразных видов протестной и политической активности и другими аспектами, детерминированными особенностями политической культуры.
Создаваемые новые цивилизационные паттерны дифференцируются не только тем, что имеют специфические культурные программы, но и тем, что этот процесс сопряжен и с дифференциацией институциональных паттернов. Кроме того, преобладающие в обществах названных выше регионов различные виды критического дискурса также, отмечает С. Эйзенштадт, оказывают влияние на диверсификацию цивилизационных паттернов.
Следует подчеркнуть, что концептуальная позиция С. Эйзенштадта отличается ориентацией на выявление противоположных тенденций развития изучаемых объектов и характеризуется стремлением избежать абсолютизации какого-либо одного из исследуемых факторов или группы факторов. Ориентируясь на определение максимально большей совокупности взаимосвязей, исследователь отдает предпочтение рассмотрению эффектов, подтверждающих действия противоположных тенденций развития.
В частности, не будучи сторонником концепции дивергенции (расхождения) цивилизационных паттернов и обосновывая положение о их диверсификации (разнообразии), С. Эйзенштадт не исключает влияния конвергентных процессов (схождение) на формирование многообразных программ современного развития обществ регионов мира. Тенденция конвергенции выявлена им в институциональной и политической сферах. Подчеркивая ограниченный характер конвергентных процессов, исследователь отмечает, что таковые имеют место в институциональной и политической структурах различных современных обществ, определяя, с одной стороны, общие проблемы политического плана, и с другой стороны, различия в способах их решения, прежде всего в связи с различиями в институциональной динамике современных обществ.
Будучи последовательным в разработке конструктивистской концептуальной модели политического анализа современного фундаментализма, С. Эйзенштадт относит к односторонним представления разработчиков классических теорий модернизации об эволюционности и объективности процесса развертывания социально-экономического, политического и культурного потенциалов обществ, вступивших на путь модернизации, равно как и взгляды их оппонентов, рассматривающих процесс модернизации как естественный и объективный процесс развертывания традиционных установлений и паттернов таких обществ.
С точки зрения С. Эйзенштадта, диверсификация культурных программ и институциональных паттернов обусловлена взаимодействием постоянно действующих факторов: во-первых, особенностями исторического опыта конкретных обществ, во-вторых, характером влияния современных культурных паттернов, обусловленного специфическим контекстом их развития, в-третьих, спецификой инкорпорации этих обществ в современные международные политико экономические и идеологические паттерны.
Конкретизируя данное положение, С. Эйзенштадт называет следующие факторы:
• базовые представления о мироустройстве и устройстве социального порядка, а именно превалирование в обществе либо ортодоксальных, либо гетеродоксальных воззрений;
• паттерн институционального структурирования, сформированный в процессе развития в рамках традиционного цивилизационного паттерна и накопленного исторического опыта, особенно связанного с взаимодействием с другими обществами и цивилизациями;
• динамика взаимодействия этих процессов и новых культурной и политической программ современного развития, а именно динамика традиционных установлений и видов социального и политического дискурсов, преобладавших в процессе развития обществ, с новыми интернациональными системами. Определяющим в действии данного фактора рассматривается характер внутренних противоречий и антиномий базовых культурной и политической программ современности, находящих разнообразное специфическое преломление и трансформацию в зависимости от характера традиционных дискурсов;
• динамики, связанные с внутренними противоречиями традиционной программы, и их взаимодействия с процессами структурно-демографических, экономических и политических изменений.
Интерпретируя действие всей совокупности перечисленных факторов, С. Эйзенштадт обосновывает положение о постоянном характере их взаимодействия и рассматривает соответствующее совокупное действие в качестве генерирующего постоянные изменения в культурных программах развития данных обществ. Эти же факторы отнесены к детерминирующим основные компоненты институциональных структур, различных конфигураций гражданского общества и общественной (публичной) сферы, разновидности политической экономики, а также установление социальных коллективов и компонентов коллективного сознания и идентичности, определяющих в конечном итоге проблематику национализма и этничности в этих обществах.
Такова конструктивистская трактовка влияния объективных факторов диверсификации современных цивилизационных паттернов С. Эйзенштадта. В модели С. Эйзенштадта присутствует также описание механизмов действия субъективных факторов, к которым отнесены основные акторы процессов реинтерпретации и формирования новых институциональных паттернов. Такими акторами выступают политические деятели, интеллектуальная элита, лидеры общественных движений, выполняющие функцию пересмотра и реинтерпретации главных символов и компонентов культурной программы современного развития. В основе реинтерпретации базовых формул культурной программы модернизации, как правило, лежит обращение в антиномиям и противоречиям соответствующих программ.
С. Эйзенштадтом обоснованы два ведущих тренда в формировании новых современных культурных программ, противоречия между которыми составляет один из главных вызовов современности. С одной стороны, это тренд к тоталистическому, потенциально тоталитаристскому направлению движения, будь это коллективная ( Collective ), национальная ( National ), религиозная ( Religious ) и/или якобинская (диктаторская, террористическая и иная) версия тоталитарности.
С другой стороны, это тренд к утверждению плюралистических установлений. По результатам политического анализа процессов современного развития ряда стран мира, С. Эйзенштадт приходит к выводу, что ни одному современному плюралистическому режиму не удается избежать якобинской тоталитаристской, а в ряде моментов и террористической компоненты. Это находит выражение в присутствии идей утопизма, ориентиров на примордиальные (изначально заданные) компоненты идентичности, в обращении к приоритетности религиозной компоненты в конструировании коллективных идентичностей и правовой легитимации политического порядка. По линии расхождения этих двух трендов, полагает С. Эйзенштадт, формируются кризисы и вызовы современного развития.
Последнее десятилетие XX века – начало XXI века отличается тем, что именно в этот период обозначились вызовы многим, если не всем компонентам исходной культурной программы современного развития, которые сформировались в рамках новой формы критики современного типа развития, ориентированной на радикальный пересмотр основополагающих компонентов исходного современного цивилизационного паттерна.
Выразителями тренда к радикализации критики модерна, указывает Эйзенштадт, стали, в первую очередь, экстремистские движения анти-модерна, в частности, общинно-религиозные ( Communal - Religious ) и фундаменталистские движения ( Fundamentalist Movements ). Рост влияния фундаменталистских и общинно-национальных движений представляет собой процесс, отражающий основные вызовы и антиномии современного развития.
Общим моментом и той, и другой формы радикализации критики современных цивилизационных паттернов является возросшее значение религиозной компоненты в пересмотре коллективных идентичностей современных обществ. По наблюдениям С. Эйзенштадта, данный тренд очевиден в современных западных обществах (США, Европа), Израиле, Иране, Судане, странах Восточной и Западной Африки и других.
Отличительной чертой всех фундаменталистских движений (будь то протестантская, мусульманская или иная ортодоксальная традиция) является противостояние другим движениям, прежде всего реформистским, ориентированным на реинтерпретацию традиций в соответствии с установлениями современного паттерна развития.
Анализ современного фундаментализма предусматривает определение основных факторов, влияющих на уровень интенсивности и воздействия фундаменталистских движений. Модель конструктивистского политического анализа С. Эйзенштадта включает характеристику соответствующих факторов, которая отнесена к одной из важных линий политического анализа современных фундаменталистских движений. К совокупности данных факторов отнесены:
• специфика онтологических воззрений и собственно концепция социального порядка ( Social Order ), доминировавшие традиционно в изучаемых обществах;
• особенности процессов конструирования коллективных идентичностей;
• устойчивость и гибкость основных институтов данного общества;
• процессы, укрепляющие или ослабляющие устойчивость режимов в изучаемых обществах, прежде всего, связанные с компонентами, представленными уровнем институционализации стандартов гражданственности и плюрализма.
Вторая линия конструктивистского политического анализа фундаменталистских движений предполагает трактовку последнего как отражающего новую фазу в развитии дискурса и институциональной динамики современного цивилизационного паттерна по мере экспансии современной цивилизации и трансформации исходного паттерна. Фундаменталистские движения, рассматриваемые в качестве неотъемлемой части современной цивилизации, выступают как особые программы современного развития, а также как иные версии видения современного жизнеустройства, современного социального и политического порядка.
Третья линия политического анализа современного фундаментализма, обоснованная концептуальной моделью С. Эйзенштадта, ориентирует на рассмотрение фундаменталистских движений как артикулирующих определенные антиномии и противоречия, лежащие в основе культурной и политической программ модерна, а также противоречий, возникающих в процессе институционализации этих программ в различных исторических контекстах и сложившихся институциональных рамках.
Четвертая линия анализа современных фундаменталистских движений состоит в рассмотрении таковых как придерживающихся радикально негативных установок в отношении культурных и политических программ модерна, в особенности характерных для них акцентов на принципах индивидуальной свободы и автономии.
В этой связи С. Эйзенштадт пишет: «Данные движения придерживаются общей идеологической установки отрицания идей Возрождения и занимают конфронтационную позицию не только в отношении концептуальной угрозы господства Запада, но к Западу как таковому. Для фундаменталистских движений характерно то, что конфронтация с Западом обретает отнюдь не форму поиска путей инкорпорирования в новую, претендующую на гегемонию в мире цивилизацию (по определению сторонников этих движений), а скорее форму тотального идеологического отрицания самих принципов Возрождения, лежащих в основе современной цивилизации, а также форму притязаний на создание собственного мирового порядка, в котором господствуют собственные традиции и собственная цивилизация...»
Пятая линия конструктивистского политического анализа современного фундаментализма ориентирует на интерпретацию фундаменталистских движений как представляющих новую угрозу устойчивой конфронтации между различными типами плюралистических и тоталитарных (использующих методы диктата и террора) режимами. Речь в данном случае идет о привлекающем внимание многих исследователей так называемом парадоксе демократии, когда рост уровня демократизации и активизации политического участия в широких секторах общественно политической сферы сопряжен с ростом угрозы тоталитаристских движений, создающих риски трансформации, а в ряде случаев, и разрушения демократии.
Фундаменталистские движения рассматриваются в данной интерпретации как одно из подтверждений трансформности современных цивилизационных паттернов ( Transformability ). Эта качественная характеристика присуща и транзитным демократиям, когда именно фундаментализм предстает главным вызовом как институционализации современных конституционных плюралистических режимов, так и развитым демократическим обществам подверженным потенциальной опасности уничтожения демократии.
Экстремистские и радикальные течения в современном фундаментализме и национализме (якобинское измерение фундаментализма, по определению С. Эйзенштадта), создавая угрозу демократии, в то же время, считает исследователь, играют определенную конструктивную роль, вынуждая конституционные или полуконституционные демократические режимы к корректировкам, модификациям и при необходимости трансформациям, ограничивая тем самым возможности радикализации широких страт общества, что в конечном счете, находит выражение в создании многообразных типов плюралистических режимов и паттернов, продлевая их развитие.
Заслуживает внимания вывод С. Эйзенштадта о неправомерности утверждений, относящих современный фундаментализм к ключевым факторам мировой политики. Степень влияния фундаментализма в Юго-Восточной Азии, Восточной и Центральной Европе, Латинской Америке существенно ниже. Динамики формирования современных цивилизационных паттернов в этих обществах существенно отличаются от тех, где присутствуют влиятельные фундаменталистские и националистические движения. Общей чертой для обществ с минимальными фундаменталистскими и националистическими трендами, подчеркивает С. Эйзенштадт, являются возникновение в них закрытых цивилизационных паттернов, функционирующих тем не менее, во взаимодействии с современными цивилизационными паттернами.
Цивилизационные аспекты и культурологические факторы современного международного терроризма разрабатываются в рамках структуралистских теорий модернизации, политической культуры и конструктивистского подхода к исследованию современных процессов.
Конструктивистские теории современного фундаментализма и соответствующие концептуальные нормы политического анализа опираются на концепты «современной цивилизации» ( Modern Civilization ), «диверсификации цивилизационных паттернов» ( Diversity of Civilization Patterns ), «паттерна исторического опыта цивилизаций» ( Pattern of Historical Experience of Civilizations ) и другие. Исходным положением конструктивистских теорий является идея о многообразии типов современных цивилизационных паттернов. Логика доказательства соответствующих теоретических положений, основанная на конструктивистском подходе, предполагает обоснование тезиса о том, что процесс экспансии современной цивилизации сопровождается возникновением не одного общего цивилизационного паттерна и соответствующих ему идеологических и институциональных структур, а нескольких базовых типов современных цивилизационных паттернов. Политический анализ различных типов паттернов должен в таком случае предполагать осмысление прежде всего аспектов исторического опыта данных цивилизаций.
Согласно конструктивизму и соответствующей интерпретации современного фундаментализма, рост влияния последнего является отражением процессов, связанных с диверсификацией в условиях глобализации вариантов понимания современного развития. Радикальный фундаментализм отличается от формируемых в ходе диверсификации многообразных современных цивилизационных паттернов своей конфронтационной ориентацией по отношению к западной модели модернизации и представляет собой отражение антиномий и противоречий современного развития.
При всей конструктивности ряда концептуальных решений конструктивизма, соответствующим данному подходу моделям свойственно преувеличение аспекта целеориентированности исследуемых процессов, что находит выражение в самих концептах «программ» современного развития, а также отсутствие концептуальных и методологических оснований для определения объективных закономерностей современного развития и сопряженных с ними процессов.
Inglehart R. Modernization, Cultural Change, and the Persistance of Cultural Values // American Sociological Review. 2000. Vol. 65. P. 19–51; Inglehart R., Norris P. The True Clash of Civilizations // Foreign Policy. 2003. March-April. P. 67–74; Welzel Ch., Inglehart R., Klingemann H.-D. Human Development as a Theory of Social Change // http//wvs.isr.umich.edu. P. 1–37; Лукин В . Н . Глобализация и международный терроризм : политический анализ рисков и стратегий обеспечения безопасности . СПб.: Наука, 2006. С. 88–155.
Eisenstadt S.N . Fundamentalism, Sectarianism, and Revolution: The Jacobin Dimension of Modernity. Cambridge: Cambridge University Press, 2004. P. 196.
Ibid., P. 196–197.
Ibid., P. 197.
Ibid., P. 19 7 –19 8 .
Ibid., P. 198 .
Welzel Ch., Inglehart R., Klingemann H.-D. Human Development as a Theory of Social Change // http//wvs.isr.umich.edu. P. 1–37.
Eisenstadt S.N. Ibid., P. 199.
Ibid., P. 199 .
Ibid., P. 19 9 – 200 .
Ibid., P. 202 .
Ibid.
Ibid., P. 202 – 203.
Ibid., P. 203 .
Ibid., P. 204.
Ibid., P. 205.
Ibid., P. 207.
Ibid., P. 192.
Ibid., P. 193.
Ibid., P. 194.
Ibid., P. 195.
|